SOVIET HISTORY LESSONS
Vladimir Bukovsky's testimony on human rights in the USSR
before the Commission on Security and Cooperation in Europe. 95th Congress, first session on implementation of the Helsinki Accords, Volue 1, 87-587.
February 23 and 24, 1977.
Свидетельство Владимира Буковского о правах человека в СССР
перед Комиссией по безопасности и сотрудничеству в Европе. 95-й Конгресс, первая сессия по выполнению Хельсинкских соглашений, Том 1, 87-587.
23 и 24 февраля 1977 года.
Chairman FASCELL: Our next witness - it is a great privilege and an honor today to have Mr. Vladimir Bukovsky as a second witness for the Commission today. With him is Dr. Yuri Olkhovsky, who will help us as an interpreter this morning.
In the years between his arrest in March of 1971 and his release last December, Mr. Bukovsky attracted by his courage the admiration and support of thousands of people in the West. His conduct ever since his first arrest in 1963 has come to symbolize the determination of Soviet civil rights advocates to speak their own minds, and the strength of character that sustained such a determination.
For many years his voice was one of many that the Soviet authorities did not want the West to hear, and so today we are fortunate that we do have the opportunity to hear him.
Mr. Bukovsky, you have a prepared statement, will you proceed.
STATEMENT OF VLADIMIR BUKOVSKY
Mr. BUKOVSKY: Thank you. Mr. Chairman, members of the Commission. I would like to take this opportunity to thank everyone of the many people in the United States who have worked for my release from Soviet prison. Over the decades during which the Soviet regime has existed, a number of international agreements on the need to observe human rights have been concluded. I do not intend now to analyze in detail the qualities and deficiencies of each of them, but I wish to make clear that the essence is not the quality of the agreements themselves but how far Western countries are ready to insist on their fulfillment. The last in the series of the agreements was the Final Act of the Conference on European Security and Cooperation which, despite its obvious drawbacks, contains a number of clauses obligating all its signatories, including the Soviet Union and East European countries, to respect the rights of their own citizens.
However, from the very beginning, the Soviet Union had no intention to fulfill this part of the agreement, attempting to relieve itself of all obligations by referring to its sovereign rights.
The Soviet Union's attitude to the West and, consequently, to co-operation with the West, is easily shown by the example of article of the Russian Federation's criminal code (and the equivalent articles in the codes of the various Union Republics).
According to this article, any citizen of the U.S.S.R., trying to escape from the Soviet Union or refusing to return to it, is considered a traitor and is on the same footing as a deserter who has gone over to the enemy. Such a person may be punished by imprisonment from 10 to 15 years or by execution.
What peaceful cooperation or detente can we talk about if the Soviet Union continues to force into the minds of its own citizens hostility toward European countries and the United States of America, reserving to itself the right to preserve a cold-war climate inside the country? It is obvious that the Soviet Union does not have the slightest intention of bringing its internal legal system into line with international agreements, let alone allowing the peaceful coexistence of ideologies.
There is no freedom of movement in the Soviet Union. And one can only be amazed by the blindness of people in the West who do not see the Berlin Wall in the middle of Europe. The Soviet Union is similarly fenced in.
Dozens of my fellow-prisoners are still in the U.S.S.R.'s prisons and camps only because they tried to leave the U.S.S.R. or, once they had left, returned voluntarily. Vladimir Balakhonov, a U.N. employee who asked for political asylum in Switzerland in 1973, returned to the Soviet Union of his own free will after a Soviet consul gave his assurances that he would not be subject to repression. He was sentenced to 12 years and is now in Vladimir prison.
Vasily Fedorenko was given 15 years for an attempt to cross the Soviet-Czechoslovak border and is in Vladimir prison on a special regime. He has been on a hunger-strike for more than a year in protest against his illegal sentence.
Nothing is known of the fate of the pilot Zosimov, returned by Iran to Soviet authorities for punishment. Twelve Jews, who received sentences of between 8 and 15 years for the famous Leningrad hijack case, are still in detention.
Incidentally, the merit of these people is that they were the first to attract the attention of the world public opinion and of Western governments to the problem of leaving the U.S.S.R. But even now this problem cannot be considered resolved. People are subject to persecution including imprisonment for many years, for the mere expression of a wish to leave the country.
For example, Anatoly Marchenko was exiled to Siberia for trying to exercise his right to leave. Even after the Helsinki agreement, which plainly stipulated the. principle of reuniting families. Ida Nudel has not been allowed to join her sister in Israel, and she is threatened with legal and psychiatric persecution. According to the Moscow Helsinki Observance Group, the possibilities of leaving the Soviet Union have grown sharply worse since the Final Act was signed: emigration is now limited to cases of narrowly understood reunification of families. The problem of return to the U.S.S.R. for those who have left has not been touched on.
Everyone who decides to leave does so once and for all, without any hope of ever returning. Therefore, he practically has to decide to become a refugee. Under that same article 64, any attempt by representatives of various peoples of the U.S.S.R. to realize or even discuss their right to national self-determination, as provided for in the Soviet Constitution, is seen as treason.
Principle Eight of part one of the Final Act speaks of the right of every people to define its own external and internal political status in conditions of complete freedom. However, the peoples of the U.S.S.R. have never had conditions of complete freedom let alone any real possibility for self-determination.
I can bear witness to the fact that there are still hundreds of people in prisons and camps who were sentenced after the Second World War for their part in national liberation movements in the Ukraine and the Baltic republics.
In the sixties and seventies dozens of people were condemned for so-called bourgeois nationalism, that is for participating in discussions of prospects for national self-determination or even just for a cultural renaissance of their peoples. Due to limitations of time I am unable to name all of them, but I shall mention only those who have been imprisoned several times for "bourgeois nationalism" and are currently in a prison or camp.
They are the Armenian poet Pairuir Airikyan; the Ukrainians, historian Valentin Moroz, linguist Svyatoslav Karavansky, teacher Danilo Shumuk, historian Ivan Hel, poet Mikhailo Osadchi, writer Aryacheslav Ohornovil. Yuri Shukhevich has spent only 4 years at liberty since the age of 15. He was sentenced to 5 years in prison, five years in a special regime concentration camp, and 5 years' exile for writing his memoirs. The Ukrainian poet Anatoly Lupinos, is in the Dnepropetrovsk psychiatric prison under forced "treatment" for an unspecified time. He earlier served a 10-year camp sentence.
Whole peoples who were deported in Stalin's times are denied the right of return to their homeland: these are the Crimean Tartars, Meskhetians and the Volga Germans. If the Germans are now managing to emigrate to West Germany, experiencing the usual difficulties associated with leaving (arrest, persecution, and humiliation), the Crimean Tartars, expelled from the Crimea, and the Meskhetians, expelled from Georgia, are still deprived of the freedom to choose a place to live inside the Soviet Union and are subjected to the same cruel persecutions.
The Crimean Tartar activist Mustafa Dzhemilev has been imprisoned for the fourth time. His life is now in danger after prolonged hunger-strikes. At present, movements for national rights are inseparable from the general movement for the rights of man.
As a participant in this movement, I should like to point out that the necessity of observing the law always formed part of our traditions. Samizdat, peaceful demonstrations and protest petitions were and continue to be our practical expression of constitutional freedoms. Our information journal "The Chronicle of Current Events", founded in 1968, carries the text of article 19 of the Universal Declaration of Human Rights on its masthead. Again in 1968 signatures were collected for an appeal to the USSR Supreme Soviet with the proposal to ratify the covenants on civil and political rights.
Our constitutional actions were answered by repressions, since they were described as anti-Soviet propaganda, defamation of the Soviet system, or infringements of public order. Signed sheets of the appeal were confiscated during house-searches. Several times during house- searches (and always to this day in places of detention) the text of the Human Rights Declaration was confiscated. In a number of verdicts, participation in compiling and distributing the "Chronicle of Current Events" was considered a crime.
Hundreds of people have been imprisoned for participation in this movement, for their beliefs and convictions. Soviet punitive organs and propaganda deny the existence of persecution for one's beliefs in the Soviet Union; according to official statements, nobody is imprisoned for his views in the Soviet Union, only for his actions.
At the same time, expression of one's views is understood as a criminal act. Incidentally, article 19 of the Human Rights Declaration does not separate the right to have any views and convictions from the right to express them.
Alexander Chekalin, a fitter, was sentenced to 5 years in a concentration camp in 1971 just because he had written a remark on a voting slip during so-called secret elections to the Supreme Soviet.
In this remark he expressed his opinion of Soviet electoral procedure. Dozens of people have been sentenced only because they have complained to the country's authorities and international organizations. The merited teacher of the Moldavian republic, Yakov Suslensky, who survived a 7-year sentence by a miracle and was released in January of this year was imprisoned for a letter to the U.N. Secretary General, which the KGB got hold of while it was in the mail. Such practices force people to be hypocritical, teach them to think one thing and say another.
They violate people's consciences. There is no freedom of information in the Soviet Union. Soviet law rejects it in principle. Exercising the right to receive and spread information by any means is punishable under articles 70 and 190.3, and is considered to be a criminal act.
I was arrested in 1971 and sentenced to 7 years in prison and concentration camp and to 5 years' exile just because I had, openly, without making a secret of it, told the correspondents of the Associated Press and of CBS in Moscow what I had seen in prisons, camps and madhouses.
During the so-called trial, which lasted for only a few hours, clippings from American newspapers containing an interview with me were shown as evidence and the CBS film with my participation was shown. None of the judges spoke English, but the court nevertheless refused my request for a translation during the case.
They said that everything was already clear. I can certify that more than a month before the court examination and the verdict, a KGB investigator told me the term of my imprisonment. The following people are now imprisoned in concentration camps and prisons for distributing publications about infringements of human rights in the Soviet Union, such as the "Chronicle of Current Events," the '"Chronicle of the Lithuanian Catholic Church," and the "Ukrainian Herald": Nijole Sadunaite, Sergei Kovalev, Vyacheslav Chornovil, Gabriel Superfin, and others.
As far as the right to receive information is concerned, this is very limited for those living at liberty and almost non-existent in camps and prisons. Article 25 of the Corrective Labor Code firmly prohibits prisoners from receiving any publications produced outside the Soviet Union. A political prisoner in Vladimir prison, Nikolai Budulak-Sharygin, did not receive one single copy of the English communist newspaper, "The Morning Star," which its editorial office used to send him at the request of his English wife.
Even the "UNESCO Courier," the Russian version of which is published in Moscow, is forbidden in Vladimir prison. The infringement of the right to receive and distribute information also applies to personal correspondence. Of the tens of thousands of postcards, which as I now know were sent to me from abroad, I received just three during my detention. For months I was not given letters from my mother, and the small number of letters which I was able to write out of prison (one letter every month or two) were continually confiscated under trumped-up pretexts. Seven political prisoners in Vladimir prison were finally obliged to give up their correspondence altogether.
The Soviet system of corrective-labor reeducation for political prisoners constitutes a monstrous crime, relying on punishment by hunger, solitary confinement, deprivation of medical help, and all this is done with the aim of forcibly changing religious, political, and national convictions.
All this is what those internal affairs of the Soviet Union really are, the ones with which it will not allow interference, which it covers with its sovereignty. And, quite often, the West accepts the Soviet point of view on interference in its internal affairs.
One can say confidently that the Soviet leadership has never intended to observe the Universal Human Rights Declaration, covenants on civil and political rights, or the Third Basket of the Helsinki agreement. And it will not observe them unless Western states and societies firmly and systematically work toward their fulfillment.
For me it was quite obvious that all international documents will remain unfulfilled until the Soviet Union brings its internal legal system and practice into line with its international obligations. Quite recently the Soviet Union confronted you with a direct challenge by declaring that monitoring observance of the Helsinki agreements was a crime. The leaders of the Moscow and Ukrainian Helsinki groups, Yuri Orlov and Mykola Rudenko and other members of these groups, former political prisoners Alexander Ginzburg and Oleksa Tykhy, have been arrested.
The fate of these people, and of the Helsinki agreement itself, depends on the reaction of Western countries: will the world be able to stand up for its own understanding of freedom or will it adopt the principles of "socialist democracy?"
In order to defend basic freedoms and to support civil rights, national and religious movements in the U.S.S.R., it is essential:
(1) To investigate infringements of these freedoms in the U.N., Human Rights Commission, in UNESCO, and at the forthcoming Belgrade Conference;
(2) To demand the admittance of observers into Soviet political camps and prisons, psychiatric hospitals, and to political trials;
(3) To obtain free contact between western Helsinki groups and the Moscow, Ukrainian and Lithuanian groups, including meetings with arrested members of these groups;
(4) and finally, to make trade and economic ties depend on the observance of civil rights agreements. It is clear that a country which does not fulfill these agreements will easily break others.
I should like to issue a very serious warning: western public opinion, parliaments, and governments must have patience. The West is too impatient: after some attempts which have brought no results, you easily let your arms drop and you despair.
And the Soviet Union, knowing the West, certainly banks on such a reaction and, as recent arrests have shown, will stick to a hard line. And again a certain viewpoint can arise: "It is better not to anger the Soviet leaders" - they bank on that, too.
You must understand that a new wave of repressions in the Soviet Union does not demonstrate strength, but the Soviet Union's fear in the face of rising opposition from within the country and international solidarity with this opposition, particularly in view of the unprecedented rise of opposition in all the East European countries. I do not hesitate to state that the fate of the world depends on the conduct of the Western nations at this time of growing crisis. A firm, relentless and constant stand by the West will force the Soviet Union to recognize political realities.
I don't want to be misunderstood. I am not against attempts to seek peaceful settlements of all the problems which divide us. I am for detente. But it must be a real detente and not a self-deception. Not at the price of basic principles, on which this country was founded. Not a capitulation to the advance of communism which is the way the Soviet Union interprets detente to its own people daily. It must be a detente with a human face.
Thank you. [Applause.]
Chairman FASCELL: Thank you very much, Mr. Bukovsky, for a very sad commentary but a very powerful statement. It is very hard for us sitting here, at least for me, to realize as part of your statement, that you were sentenced to 7 years in prison and 5 years in exile simply because you expressed your observations of what took place in prison camps and psychiatric hospitals to the press.
If the same rule of law or the same interpretation were placed here with members of Congress who dissented with the administration at one time or another, we would all be in jail.
It is almost inconceivable and difficult to grasp the fact that as part of the legal system, under the cloak of sovereignty, that the Soviet Union uses these repressions and, as you state, out of fear, to make everybody conform.
You say that there is rising opposition or rising dissent in the Soviet Union and Eastern bloc countries. Is that something new, or is there just an increased awareness of it in the West?
Mr. Bukovsky: Excuse me. I will speak in Russian because I am tired of speaking in English. I will ask Dr. Olkhovsky to translate.
Chairman FASCELL: Please.
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. The increase in the strengthening and spread of the struggle for human rights in the Soviet Union -- this is a constant process which has been going on for at least the last decade.
Of course the process of interaction with the Wrest is crucially important to the movement in the Soviet Union.
Chairman FASCELL: We have been joined here at the table by the distinguished Co-Chairman of the Commission Senator Claiborne Pell. I yield to him for whatever remarks lie wishes to make or whatever questions he wishes to address.
Senator PELL: No remarks except to express my regret at not being here to hear mv old friend Leonard Garment make his statement and to hear Mr. Bukovsky's statement, which I have had the pleasure of reading. It is very difficult for us sitting in these comfortable circumstances and it makes us very humble-not a usual position for a politician to hear your account of your tribulations.
I really have two questions. Number one, do you think that conditions now from the viewpoint of political repression are better, worse, or about the same as under the czars?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. I cannot in any way compare the two processes.
Senator PELL: The reason I ask it is, having read Dostoevsky and Russian literature, it seems that there is nothing new about these conditions. They are dreadful, but they have been there a long time.
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. I cannot agree wit i such comparison. It seems to me that having read Dostoevsky, one cannot really get the point of view of what was going on.
Very often in the West I encounter a very complete lack of understanding about what is going on right now in the Soviet Union and what has been going on previously. I come across people once in a while who maintain that serfdom in Russia was abolished in 1917.
[Laughter.]
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. One must appreciate that 50 years before the revolution all kinds of processes were taking place for the democratization of society toward the achievement of certain human rights.
For instance, we had the jury which acquitted persons attempting to assassinate the Governor General of Petersburg. Immediately after the revolution we lost all of those traditions, democratic traditions, which had been gained before that.
An entire social stratum of people was destroyed together with the institutions and traditions which had already been acquired. And the process which is taking place now, the process of asserting moral values, is a totally different process from those which had been going on before.
Senator PELL: One difference it seemed to me was the use of psychiatric treatments in hospitals as a means of political repression. I was wondering if Mr. Bukovsky could give us a little more of a first-hand report of the way that the Soviet Union used psychiatric treatment. I know that he was judged insane for two years and underwent the same treatment himself.
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. Psychiatric repression is common in the Soviet Union. This is a direct consequence of the ideological system and the state system in the Soviet Union. The basic doctrine to which everything in the Soviet Union is subjected, maintains that being determines one's consciousness. And, inasmuch as the Soviet Union in the course of the last 60 years has maintained this type of propaganda, the socialist society, the socialist type of being, a normal human being cannot help but develop a socialist type of mentality.
In a country where for the last 60 years there has been anti-religious propaganda and religion is prohibited, every human being who believes in God is viewed as insane. Also a young person who does not support the state and does not maintain the communist point of view, can also be considered as insane. The persecution of dissidents through the use of psychiatric repression became widespread in the late 1950's and since that time it has been growing and intensifying.
New psychiatric hospitals of a special type have been built and are being built. By the end of the 1950's, there were only 3 such hospitals of this special type in the Soviet Union, now there are at least 15.
Intensification of the use of psychiatric hospitals in the early 1950's and the 1960's, was given impetus by the statement made by Khrushchev. Khrushchev said then that there are no opponents to the Soviet regime in the Soviet Union and there is no opposition, and all of those who are dissatisfied with this regime are simply insane.
This type of method is extremely advantageous to Soviet power. This is because it immediately allows the Soviet Union to blacken anyone who is against it, and at the same time it allows the authorities to lock one up in the hospital for an indefinite period of time without a court proceeding. Every person who is put into a psychiatric hospital for political reasons has no way to get out of there until the time he recants his point of view or until he recognizes that the state is right.
This type of duplicity is very typical for the Soviet regime; the doctors to whom the prisoners must speak and give testimony insist that the prisoner must immediately recant his opinions. But they claim that if a prisoner cannot critically appraise his own statements, he simply should stay in the hospital. And, practically, what happens is that every prisoner stays in the hospital and will not be let out until the time when he changes his views. The same refers also to the system of psychiatric punishment within the psychiatric hospitals.
From a legal standpoint, a person who is mentally sick cannot be legally punished, and therefore he is not punished, he is simply being "cured". And if such a prisoner violates whatever internal rules there might be, he is accused of violating these instructions. They maintain that obviously a person like this who cannot even observe internal regulations within the hospital must be absolutely nuts or crazy and he should be "helped", and therefore he should be "cured" so that at least he will be able to observe the rules in the hospital.
As a result of this hypocritical point of view there are several ways of punishing the prisoner such as the use of neuroleptics and psychiatric drugs.
Senator PELL: What is that?
Mr. Bukovsky: Some sort of medicinal drug.
Senator PELL: Thank you.
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. Some of those neuroleptics are known in the West, such as Haloparidol and others. Other drugs are not known in the West and I have checked with Western psychiatrists and they say that these drugs are unknown in the West, or certainly are not used.
One of these, which is extremely painful and which is perhaps used -more frequently than anything else as a form of punishment, is called Sulfazine. This is simply a solution of sulfur in oil injected into a human body. This substance brings about a feverish state and raises the temperature in the human body to 41 degrees centigrade. And the pains which are induced by this substance make it impossible for one to move.
Chairman FASCELL: Mr. Buchanan.
Representative BUCHANAN: Thank you, Mr. Chairman. Have you finished your previous answer? That is rather a shocking answer that you have just given and I want to know if you have finished with your previous answer.
Mr. Bukovsky: Yes.
Representative BUCHANAN: There is widespread use of such drugs?
Mr. Bukovsky: [through interpreter.] Yes, and unfortunately this is a normal practice. I have met a number of people who have been injected with this drug for many months on end.
Representative BUCHANAN: You counselled patience and perseverance on the part of the West. I wonder if you have any suggestions as to what might be most effective in terms of actions we might take to the end result, of an easing of repression and greater recognition of human rights in the Soviet Union?
Mr. Bukovsky: [through interpreter.] I met numerous psychiatrists in Great Britain and in France and elsewhere, and we have discussed with them the methods and means that could be employed to help the prisoners in psychiatric hospitals. I think that in the fall of this year, there is an international psychiatric conference scheduled in Honolulu. I understand that the question of the behavior of psychiatrists in the Soviet Union will be brought up at this conference.
I was trying to tell the psychiatrists to whom I have spoken that it is not a question of establishing a blockade against the Soviet psychiatrists because it would be incorrect to think that Soviet psychiatry is a monolithic type of psychiatry.
It is not really a question of psychiatry but a question of human consciousness. Among the Soviet psychiatrists that I have met a number of times, there are perfectly decent human beings and good physchiatrists who for political reasons' refused to treat patients in such a way. And the task of public opinion in the West and of the psychiatrists in the West is to support such people. At the same time it is completely inadmissible that perfectly honest Western psychiatrists sit at the same' conference table with the 'criminals who misuse and abuse psychiatry in the Soviet Union.
The same general principle can be applied also in all of the relations between East and West. I am not speaking here of isolating or blockading the Soviet Union in any sphere of life. What I am trying to say is that there are people in the West who should not sit together with the criminals who pursue their policies in the Soviet Union. The question is ultimately one of helping the people in the Soviet Union.
The violation of human rights in the Soviet Union is a serious threat to all of the world, because until the time when in the Soviet Union a public opinion is established which is capable of controlling the Soviet state - until that time the Soviet system and the Soviet Government will never observe any of the rules or any of the agreements which are not suitable for it.
Representative BUCHANAN: Thank you and thank you, Mr. Chairman.
Chairman FASCELL: Senator Stone.
Senator STONE: Thank you, Mr. Chairman. Mr. Bukovsky, in your statement you say, "a firm and relentless and constant stand by the West will force the Soviet Union to recognize political realities." What political realities?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. What I had in mind was defending one's moral principles. The Western governments and Western societies will create new realities. These realities will demand the observance of the rights of man and these realities on the Soviet side will have to be observed, provided that the realities are pursued consistently and persistently.
Senator STONE: In your statement you say, that we should make trade and economic ties dependent on the observance of civil rights agreements. Recently our leadership has been supporting the dissidents in general and in particular but not linking that support to trade and economic ties.
Do you feel that the linkage is important in order to gain actual observance by the Soviet Union of these basic human rights?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. We were much encouraged by the recent statements of the Government of the United States and especially by the statements of President Carter.
And as far as the linkage between trade with the Soviet Union and the struggle for the rights of men, I find this linkage essential and absolutely necessary. The thing is that there is a widespread myth which states that trade is completely neutral.
At the same time trade which is completely unlimited, is, in a way, interference in the internal affairs of another country, the difference being that it is interference by the government, it is for the government rather than for the people. Therefore I think the linkage between trade and human rights is absolutely necessary and, unavoidable. Let me give an example.
In 1970, in the month of March, a group of people, members of the human rights movement in the Soviet Union headed by Sakharov, made an appeal to the Soviet Government which stated that the Soviet Union would be able to overcome the deficiencies and the lag in computerization and mechanization only if the Soviet intelligentsia. the Soviet scientists, would be given more freedom in pursuing this. Only in the atmosphere of intellectual freedom could a certain level of creative initiative exist. And. in Sakharov's opinion, the Soviet Union would never, otherwise, be able to catch up with the West, certainly in the area of computerization.
How did the Western' countries respond to this warning by Sakharov? They simply increased sales of computers to the Soviet Union. How can one, after this, state that trade is neutral and not interference in internal affairs?
Senator STONE: One last question. Each time that the United States or leadership here protests the violations of human rights within the Soviet Union, that protest seems either accompanied or followed by renewed or increased repression.
Yet dissident leaders like Valery Chalidze or you keep urging us to make these protests. Do you still feel that those protests are in the interest of increased human rights as opposed to a decrease in human rights?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. I think that the phenomenon which you are addressing yourself to, the increase in repressions after a number of statements, has come about because the Western countries have not always been consistent in their support for human rights. The Soviet Government has become accustomed to the fact that after, a number of protests are made by the West, the West simply backs down.
They know perfectly well that-as an answer to the number of repressions in the Soviet Union - in the West there will be a number of voices speaking out, maintaining that any protests against the repressions by the Soviet authorities could not help but harm the relations with the Soviet Union.
And that is exactly what the Soviet government is banking on, precisely on these forces. The Soviet Government has always maintained - always insisted - that they are absolutely insensitive to the protests that are emanating from the West. They try to demonstrate this.
But those of us who have lived and struggled in the Soviet Union know perhaps more than anyone else in the West, the psychology, the way of thinking of the Soviet leadership. And if the Soviet leaders become convinced that protests about the persecutions in the Soviet Union are not merely a temporary expedient of the West, but will lead to a consistent and steadfast policy on the part of the West, they Will have no choice but to recognize this and they will have no choice but to take this into account in their relations with the United States.
To a certain extent I am here merely as an illustration of just how sensitive the Soviets are to this type of pressure. I do not think that anyone doubts that were it not for the widespread campaign in my, defense, I still would be in prison.
Senator STONE: Thank you, Mr. Chairman.
Chairman FASCELL: Mr. Bukovsky, but one fact seems to stand out starkly. The Soviets see you as an insane criminal for expressing your views, and yet here we sit in open session, very anxious to learn what your views are.
So, while I cannot make any assurances on policy, I think that I can safely make some assurances about the human spirit and the commitment that the people of the United States have to ideals and to struggle for liberty, independence and human dignity. We are privileged to have you here today despite the fact that the society front which you came calls you an insane criminal.
Mr. Yates.
Representative YATES: Thank you, Mr. Chairman. Mr. Bukovsky, it is a pleasure for us to have you here with us.
I would like to ask you this. Suppose you had a wife or mother or loved one who remained behind in the Soviet Union. For years now, as a representative for the people in my district, I have tried to help reunify a family, a mother and a brother who live in my district. They were recently allowed to leave the Soviet Union, in fact, they were told they had to leave the Soviet Union, but at the railroad station, one of the mother's sons was required to stay behind. He now lives in Leningrad. His name is Felix Aranovich.
Two years ago, I was a member of Speaker Albert's parliamentary delegation that visited the Soviet Union, and at that time I brought the matter up and asked the advice of three officials of the Soviet Union. One was Georgi Arbatov. One was Boris Ponomarev and the other was Secretary Brezhnev. In each instance I was told that anybody may leave the Soviet Union who wants to leave the Soviet Union.
Secretary Brezhnev told us he was tired of having these emigration cases brought up. I told him I thought we had worked out some procedure with Ponomarev, who was the head of Supreme Soviet delegation, for getting information on those cases on which Members of Congress were seeking to obtain information. And Brezhnev nodded at that.
Now, I have written letters since coming back to this country to each of those officials. Friends of mine who have visited the Soviet Union have carried requests again to try to find out why the case of Felix Aranovich could not be approved.
If you were I, how would you go about trying to persuade the Russian authorities to permit this family to be reunited?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. It is precisely for this reason, Mr. Yates - it is precisely for the reason - that I have been mentioning that the need exists for linkage between grain and trade and the struggle for human rights. If what we are doing here, if our activity here is limited strictly to declaratory statements, the Soviet Government will soon understand that these are nothing but words and therefore will remain completely uninfluenced.
Unfortunately it is quite useless to reconvince the Soviet leaders or appeal to their consciences, and any attempt to reach a compromise with them is interpreted by them as a sign of weakness. Unfortunately, such are the sad facts. And it is for this reason that declarations, or mere statements, are simply not enough.
Representative YATES: Thank you.
Chairman FASCELL: Let me take a moment here to welcome our newest member to the Commission, the distinguished American from the other body, Senator Dole.
Senator DOLE: Thank you, Mr. Chairman. Is it my turn?
Chairman FASCELL: Yes, sir.
Senator DOLE: This doesn't happen this often in the Senate. We never have terminal facilities. Very quickly, do you support the linkage theory that. Secretary Kissinger promoted? Is that a fair statement?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. As much as I can judge from cases within the Soviet Union, the results of policies which were pursued by the previous administration of the country have only increased repression within the Soviet Union and untied the hands of the Soviet leaders, who have interpreted this - that the leading country in the West simply abrogates its rights and responsibilities toward the dissident movement.
And, it is precisely for this reason that we in the Soviet Union have felt the tremendous increase in repressions, not only in the country itself, but in the camps and the prisons. I can testify that until the visits of former President Nixon to Moscow in .1972, Soviet authorities, in anticipation of this visit were willing to produce some compromises. Many of my friends were even released from prisons and camps. This was because the Soviet Government fully anticipated the linkage which President Nixon would presumably insist on-linkage between the relations of the Soviet Union and the United States and the struggle for human rights in the Soviet Union.
Once President Nixon had left the Soviet Union the repression sharply increased. The number of those arrested sharply increased, and conditions in prisons and camps sharply worsened.
Senator DOLE. It has been demonstrated here today certainly, with great support and interest in your testimony. What is the extent of popular support in the Soviet Union for men like yourself, the prominent critics, the Sakharovs? Is it widespread and is it possible to gauge the support for men and women who do dissent and are critical?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. Since I have spent the last 6 years in the Soviet Union in prisons and camps, I can only speak really of the conditions which existed in those places. I must say that all of the defenders of rights in the Soviet Union, especially people like Sakharov and Solzhenitsyn are very well known among the most varied strata of Soviet society.
Of crucial importance are the radio broadcasts which emanate from the West and are beamed to the Soviet Union. Such radio stations as Radio Liberty and Voice of America and the British Broadcasting Corporation are for all practical purposes the only source of information for people who live in the Soviet Union. Even the wardens in Vladimir Prison are very careful to listen to what the radio says from the West. And quite a few of them informed us secretly, on the sly, what they had heard on Western radio.
Another thing which is very important for the cause of dissemination of information in the Soviet Union, is the dissemination of Russian books published in the West and taken to the Soviet Union. This is the second most important source of information.
Senator DOLE: It has been suggested by some that a unilateral reduction in strategic weapons by our country would result in what has been termed "reciprocal restraint" in the arms race by the Soviet Union.
In your opinion, is it likely that such initiative by our Nation would inspire or somehow encourage the Soviet Union to follow our example and slow the arms buildup in both nations?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. I think that the unilateral disarmament of which we are speaking here, the unilateral disarmament of the West can only bring about one result. All of us will find ourselves one day in Siberian concentration camps.
Senator DOLE: This theory has been advocated by one who seeks to be very prominent in this administration by the name of Warnke, so I just wanted your comments on that. Thank you Mr. Chairman.
Chairman FASCELL: Congressman Bingham.
Representative BINGHAM: Thank you, Mr. Chairman. Mr. Bukovsky, you have certainly presented to us a very vivid and terrifying picture of the conditions in the Soviet Union with respect to human rights I would like to pursue the question of linkage. The only specific case in which we have attempted to bring pressure through the use of some form of restrictions on trade has been in the so-called Jackson-Vanik Amendment of 1974.
There has been some expression of opinion here in the Congress that the adoption of this amendment was a mistake, and it did not achieve the result intended, but made matters worse.
Would you comment on that question?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. I do not consider the amendment as a mistake. I consider it as a tremendous moral victory for the United States. My only concern is that the other countries in the West were not brave enough to adopt such an amendment into their laws.
Representative BINGHAM: Did it have any results one way or the other?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. Yes. I think that the most important result that was achieved by the adoption of this amendment was the statement on the moral issues in the West.
If the Soviet Government were certain that this type of policy would be consistent, they would have no other choice than to recognize this political reality, and the need to respect international agreements.
Representative BINGHAM: There is a general impression in this country that the conditions in the Soviet Union, with respect to human rights, are better now than they were in the age of Stalin. Would you agree that that is the fact?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. I think it would be incorrect to compare the situation in the Soviet Union today with that which existed under Stalin. I say that because since those days both the leadership and the thinking in the country have been transformed very much. The most important part in this transformation was the recognition by the Soviet leaders themselves that the continuation of mass terror would destroy themselves as happened in the 1930's.
The second most important factor in the easing of restrictions concerning the human rights movement in the Soviet Union was the growth of the human rights movement itself. Everything which this movement had achieved was not presented to the movement by the Government but rather taken by the dissidents from the Government.
Representative BINGHAM: Thank you and thank you, Mr. Chairman.
Chairman FASCELL: Mr. Bukovsky, the Soviets say that the Jackson-Vanik Amendment really had no effect. They were able to increase their repression and emigration was reduced; and as far as economics are concerned, they were able to get their needed goods and food and credits from other sources. The Soviets, therefore seem to take the position that action by the United States is really meaningless since it is unilateral. This suggests that some kind of Western effort at linkage is necessary.
What do you have to say about that kind of opinion?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. I think that a certain reduction in the emigration of Jews from the Soviet Union was simply a natural process which would be very difficult to correlate with the amendment.
First, the first wave of emigration was of the most energetic Jews; this left a great number of Jews in the Soviet Union for whom the question of leaving the country was not that easily decided.
I say this because, as I have already indicated, every person who leaves the Soviet Union must decide this question in terms of leaving the country once and forever. And it is those people who, within their hearts perhaps, would like to leave the Soviet Union, if they had the opportunity to leave and come back and compare and contrast this and that part of the world, who hesitate. I am absolutely certain that a much greater number of Jews would leave the Soviet Union if they knew that their decision was not irrevocable.
So the problem which has been raised lately is not just the question of leaving the Soviet Union, but also being able to come back, because these two processes are mutually interconnected.
Chairman FASCELL: Senator Leahy.
Senator LEAHY: Thank you, Mr. Chairman. I apologize for being absent at the early part of the hearing today. I am having a little trouble following the linkage question. I wonder to what extent we tend to destroy our own credibility in this whole thing. We are either going to involve ourselves in full linkages, not only trade linkages, and show a willingness to speak out, or we are not. We seem to have a hesitancy at times to speak out and at other times, not.
We seem to let trade, military, and other considerations weigh very heavily on the extent to which we are willing to express any moral outrage. I am not just speaking of the Soviet Union, but of other countries, too, Chile and so forth.
Are we seen in the Soviet Union as being willing to speak out for dissidents rights at a time when it is politically advantageous because of an individual's own campaign in this country, or a time when it may be economically advantageous, but as unwilling to speak out at other times; or are we seen as more consistent than that?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. The question of how the American foreign policy is viewed in the Soviet Union really depends mostly upon how the policy will be conducted. It is quite obvious to me that it is impossible to defend fictitiously the rights of men in the Soviet Union, and at the same time, simultaneously, help the Soviet state to strengthen that prison.
I was taken out of the Soviet Union in handcuffs on which it was labelled, "Made in U.S.A." The only thing that I ask for and the only thing that I really insist on, is please do not sell us the handcuffs, not directly or indirectly.
Senator LEAHY: Are there any items at all that you would let the United States sell to the Soviet Union?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. It is not really a question of what can be sold or should not be sold. It is not by accident that I have stressed handcuffs. My statement on the handcuffs should be taken both directly and symbolically. It is said that trade With the Soviet Union without any conditions will turn out to be in handcuffs.
Senator LEAHY: That is the point I was leading to. Selling wheat for example, would that be like selling handcuffs, directly or indirectly? In your viewpoint, would that be?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. If the grain which is sold by the United States to the Soviet Union, in times of stress for the Soviet Union, is sold without any conditions whatsoever, but just sold. It simply makes it possible for the Soviet Union to continue the arms race. And in no way does this ease the plight of the .nation. There is. absolutely no guarantee that this, grain would be distributed among the people. It can be sold to anyone, and, for instance, it could be sold to the Cubans, and we know of such cases.
And when one speaks of trading grain with the Soviet Union. in times of stress, one would hope that certain assurances should be received from the Soviet Government that it is the people, the nation, that will really get this grain.
Senator LEAHY: If the assurances are given that indeed, the grain, goes to the people, Mr. Bukovsky, do you still run the risk of what you were saying before about it being turned into handcuffs? For example, if we sell grain, does that allow the Soviet.Union to maintain a work force on items other than farm production? Does it free them up to do things they might not have done if they had to take care of their,own agricultural deficiencies?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. That is what I am saying. Every time this trade is carried on, conditions must be set to make the Soviet Union observe its international obligations and covenants.
Senator LEAHY: Have we not in the past set some conditions - I am going back to some of the same questions that have been asked - in the past have we not set certain conditions, for example, with the Jackson Amendment? And, has not the effect been one that was completely different than what we had expected? Has not emigration been slowed down as a result of that? And is that the issue that we should concern ourselves with?
To the question that if indeed emigration has slowed down as a result of this, is that something that we should still concern ourselves with, or do we have a larger moral issue? At which point are we moral, and at which point are we pragmatic?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. In my opinion, the Soviet Governor never considered that the Jackson-Vanik Amendment would last very long. They have been counting very strongly on the opposition to this amendment, counting on the strengthening of this Opposition.
Again I can only speak of my own experience and on my knowledge of the Soviet mentality.
Senator LEAHY: The opposition to the Jackson-Vanik Amendment, where do they count on that opposition coming from?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. Within the United States of America and within the countries of the West.
Senator LEAHY: From any particular interests? Through political interests, through manufacturing interests, commercial interests, military interests?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. Essentially from the business interests. The Soviet papers are full of statements and commentaries by the business people from the West. These people come to the Soviet Union to visit and maintain, time and time again, that within the United States of America, they do everything in their power to abolish the Jackson-Vanik Amendment.
According to the communist interpretation of society, the Western world, Western society, is ruled by the capitalists. And when the capitalists come to the Soviet Union and state vey strongly that they will do everything in their power, and succeed in abolishing the Jackson-Vanik Amendment, everyone believes them.
Senator LEAHY: To what extent would you feel the Soviet Union would be influenced by international reaction in Belgrade at the next meeting of the Helsinki Conference, the one that will be held in June? To what extent would they be influenced by public opinion, either findings of a Commission like ours, or findings by other countries? Would it be influenced at all, or are we just wasting our time in going through this exercise?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. I can judge this by the official statements of Soviet propaganda' and by the statements made by the Soviet leaders. The Soviet papers and the Soviet propaganda mention this Commission very often, as they often mention the forthcoming Belgrade Conference. Now, judging by their rather pained reaction to the activities of this Commission, the Soviet authorities treat it rather seriously, and they also treat the forthcoming Belgrade Conference with equal respect. Of course, this is always accompanied by statements such as, "Nobody will force us to do anything that we do not want to do." However, the general tone of the propaganda and tone of the newspapers clearly show just how much the Soviets are concerned with the work of this Commission and other efforts along these lines.
Senator LEAHY: Thank you very much. Thank you, Mr. Chairman.
Chairman FASCELL: Mr. Simon.
Representative SIMON: Three short questions, Mr. Chairman. First, Mr. Bukovsky, we deeply appreciate your testimony and your courage. You mentioned being in the psychiatric hospital. How many people were in the hospital and how many were there, would you guess, for political reasons?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. In that particular hospital where I spent some time in the late 1960's, a special hospital in Leningrad, the total number of prisoners was about 1,000. About 200 of these were kept there for political reasons. Others were either murderers or those who were insane and were put into the hospital for these reasons.
Representative SIMON: You used the phrase a couple of times that we do not understand the way of thinking of the Soviet leadership. Our friend Andrei Amalrik has used the same phrase. I gather as I try to read between the lines, that one of the things that you believe is that we do not understand the power of public opinion within the Soviet Union. Is that correct reading?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. It is difficult to generalize, but it does happen quite frequently that here in the West people do not understand the mentality either of the Soviet leaders or of the Soviet people. I recall one day, the Prime Minister of Canada visited the Soviet Union and he stated that he would like to become acquainted with the experience that the Soviets had in the development of the regions of the far north. According to him, he wanted to use the experience the Soviets had in developing the regions in the north of Canada. And I am quite certain he did not really understand what he was saying, because every person in the Soviet Union knows just exactly how the northern territories were developed in the Soviet Union. We also know how many prisoners perished developing these lands in the north. I presume that Mr. Trudeau is not going to develop his northern areas in such a way.
Representative SIMON: One of the major pieces of the world puzzle is China. How deep is the cleavage, how fundamental is the split, between the Soviet Union and China?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. I cannot really consider myself an expert on Chinese affairs or even Sino-Soviet affairs. But based on my experience and with the understanding of the mentality of people there, I would say this: When the communists fight among themselves, they fight very seriously and for a very long time.
Representative SIMON: Thank you and thank you, Mr. Chairman.
Chairman FASCELL: Mrs. Fenwick.
Representative FENWICK: Thank you, Mr. Chairman. This is a very important day for all of us. We are very proud to be able to hear you. I am sure you know that. We have all read your interview with Mr. Vankovich, and we understand some of the things that you have told us about psychiatric hospitals. It is very good news that not only in Hawaii but also in Toronto, the Psychiatric Association will be taking up those matters, and we will all follow the proceedings with great interest.
Many of the questions I had in mind have been asked, but I still have one. We have to consider the figures. We passed the Jackson-Vanik Bill, of which I approved, because I think it stands as a symbol of what we really intend in this country. But we have to admit that it has been paid for by people. In 1973, 35,000 Jews were leaving the Soviet Union and last year it was at a rate of 14,000 a year. In January it fell to between 10,000 and 12,000.
That is a heavy payment for lots of people, and we have lists of many names. All of us who are concerned have lists of people, begging to join their families, begging to get out of prison, and to be able to undertake professional engagements in universities of the West.
So it is not something that we can consider as being of no interest to Jewish people, because we have those sad figures. We interviewed the people, not only in Leningrad and Moscow, but also in the hostel in Vienna, Austria. On the other hand, we also know that the actions taken by the Secretary of State, which I and many of us in Congress endorse-are an encouragement to those who are caught in the prison countries.
But what I ask myself sometimes is this: are we asking them, also, to pay a heavy price? Do we put them in danger? In other words we are in a curious situation of worry on the one hand, and desire to show our human solidarity on the other. The only thing that I would like to assure you, Mr. Bukovsky, is that this desire is evident in every part of this country.
I, too, have had my encounters with Mr. Arbatov and Mr. Ponomarev and General Secretary Brezhnev and I was accused of having an obsession about human rights. It is not a personal obsession, Mr. Bukovsky. It is not just the determined stand of this Commission.
It is, and I think I speak the truth, the continuous, long-historied position of the American people. And I do not think that anybody need be concerned as to its being abandoned in the United States.
Mr. Bukovsky: Thank you.
Chairman FASCELL: Mr. Bukovsky, I want to thank you very much for appearing here today. It has been a very unusual event for us. We appreciate your thorough and candid expression and your willingness to answer all of our questions. We are very fortunate, of course, to have the views of someone who has not only had the sad experience that you have had as a result of the expression of your views, but also because you come from a country that we need to understand better, and you have given us a much needed perspective.
I say this in light of the upcoming Belgrade Conference, which is very important. I think we need to have a realistic and open assessment of progress, if any, on compliance with the Helsinki Accords. It seems to me highly improbable, given the strong effort the Soviet Union engaged in, to obtain a security conference of 35 signatory countries, and to claim thereby its own interpretation that the status quo in Europe had received endorsement.
The Soviet Union really must proceed with the Belgrade Conference in light of this position and it can in no way disavow or reject Helsinki even though they feel pressure on the human rights movement. To do that would undo the years of effort that they spent in trying to gain what they consider a very important political advantage.
Is there any question in your mind, that as the dynamics of the question of human rights continues, and it seems to me that it will, that the Soviets would give away this hard fought position and in some way subvert or undercut the Belgrade Conference?
Mr. Bukovsky: [through interpreter]. It is difficult for me to predict specifically what will happen, however, with all certainty I can maintain that the reaction of the Soviet Government toward a firm Western moral position would be a demonstration and showing of its non-susceptibility to such a position.
And I am certain that such a reaction on the part of the Soviets is unavoidable, but I hope it will not discourage you and all those who have tried to support this type of position.
It is very difficult to say anything specific about the fate of the forthcoming Belgrade Conference. And I can admit the possibility that the Soviet Government would simply refuse to take part in it. But even this should not discourage you, should not stop you. The question is ultimately this: Will the Western societies be able to with- stand the pressure to defend their moral position?
Chairman FASCELL: Mrs. Fenwick.
Representative FENWICK: I don't think they are going to refuse to come. They walked out once in the United Nations and it cost them a lot.
Chairman FASCELL: Mr. Bukovsky, thank you very much.
Senator DOLE: Mr. Chairman.
Chairman FASCELL: Senator Dole.
Senator DOLE: I wish to put a statement into the record.
Chairman FASCELL: Without objection, your statement will appear in the record.
Senator DOLE: Mr. Chairman, I have only a few brief remarks to make at this time. As one who only recently became a member of the: Commission on Security and Cooperation in Europe, I want to state at the outset my strong convictions regarding the importance of the Helsinki Accords, especially insofar as observance of human rights is concerned.
When the United States became a principal signatory to the Accords in 1975, there were those who criticized our involvement as being counterproductive to our national interests. Indeed, some charged that the Ford Administration had given tacit agreement to Soviet domination of Eastern Europe by agreeing to sign the pact.
However, the experience of recent months makes it clear that our participation, and our determination to hold the Soviet Union to their part of the agreement performs a positive function. It has helped focus world attention on continuing Soviet repression and harsh emigration regulations.
We perform a valuable role in keeping the pressure on European communist governments to ease emigration rules and to observe accepted humanitarian standards toward internal dissidents.
The United States has legitimate authority and the moral responsibility to hold the Communist governments responsible for their part of the Agreements when the signatories meet at Belgrade this summer for a follow-up conference.
In the meantime, our Government should speak out boldly against all forms of human repression and persecution wherever they are in evidence.
I am encouraged by the role this Commission is taking in monitoring compliance with provisions of the Accords. I believe the information we gather from authoritative witnesses such as those appearing today, and the input we provide to official U.S. Representatives at the Belgrade Conference, will be of valuable assistance in promoting freedom of expression and movement among the citizens of the signatory nations.
Chairman FASCELL: Mr. Bukovsky, we welcome you to your new life and wish you the best. Dr. Yuri Olkhovsky, we want to thank you very much for helping us today with the translation.
I realize that it was a very tiresome task, so we are extremely grateful to you.
Dr. OLKHOVSKY: Thank you, sir.
Chairman FASCELL: The Commission will meet tomorrow here at 10 o'clock in this room. Our witnesses tomorrow will discuss the work of the Orlov Group and Helsinki watchers in the Soviet Union'. One of those is a member in Lithuania. Also tomorrow we will issue a staff translation of Orlov Group documents. That concludes our business for today. We stand adjourned until 10 o'clock tomorrow. [Whereupon, at 1:05 p.m., the Commission adjourned, to reconvene at 10 a.m. on the following day in the same place.]
Председатель Фасселл: Наш следующий свидетель. Это большая привилегия и честь сегодня видеть г-на Владимира Буковского в качестве второго свидетеля Комиссии. Его сопровождает д-р Юрий Ольховский, который сегодня будет помогать нам в качестве переводчика.
В период между его арестом в марте 1971 года и освобождением в декабре прошлого года г-н Буковский стал известен своим мужеством и вызвал восхищение и поддержку тысяч людей на Западе. Его поведение с момента его первого ареста в 1963 году стало символом решимости советских защитников гражданских прав высказывать свое мнение и символом силы характера, поддерживающей такую решимость.
Его голос долгие годы был одним из многих, которые советская власть не хотела, чтобы был слышим на Западе, и поэтому сегодня нам повезло, что у нас есть возможность его услышать.
Господин Буковский, у вас есть готовое заявление. Вы можете продолжать.
ЗАЯВЛЕНИЕ ВЛАДИМИРА БУКОВСКОГО
Владимир БУКОВСКИЙ: Спасибо. Господин Председатель, члены Комиссии. Я хотел бы воспользоваться этой возможностью, чтобы поблагодарить всех тех многих людей в Соединенных Штатах, которые прилагали усилия, добиваясь моего освобождения из советской тюрьмы. За десятилетия существования советского режима был заключен ряд международных соглашений о необходимости соблюдения прав человека. Я не намерен сейчас подробно разбирать качества и недостатки каждого из них, но хочу пояснить, что суть не в качестве самих договоренностей, а в том, насколько западные страны готовы настаивать на их выполнении. Последним в ряду соглашений стал Заключительный акт Совещания по европейской безопасности и сотрудничеству, который, несмотря на его очевидные недостатки, содержит ряд положений, обязывающих всех его участников, в том числе Советский Союз и страны Восточной Европы, уважать права собственных граждан.
Однако с самого начала Советский Союз не собирался выполнять эту часть соглашения, пытаясь снять с себя все обязательства, ссылаясь на свои суверенные права.
Отношение Советского Союза к Западу и, следовательно, к сотрудничеству с Западом легко продемонстрировать на примере одной статьи уголовного кодекса Российской Федерации (и эквивалентных статей в кодексах различных союзных республик).
По этой статье любой гражданин СССР, пытающийся бежать из Советского Союза или отказывающийся в него вернуться, считается предателем и приравнивается к дезертиру, перешедшему на сторону врага. Такое лицо может быть наказано лишением свободы на срок от 10 до 15 лет или расстрелом.
О каком мирном сотрудничестве или разрядке может идти речь, если Советский Союз продолжает насаждать в сознании своих граждан враждебность по отношению к европейским странам и Соединенным Штатам Америки, оставляя за собой право сохранять внутри страны климат холодной войны? Очевидно, что Советский Союз не имеет ни малейшего намерения привести свою внутреннюю правовую систему в соответствие с международными договорами, не говоря уже о допущении мирного сосуществования идеологий.
В Советском Союзе нет свободы передвижения. И можно только удивляться слепоте людей на Западе, которые не видят Берлинской стены посреди Европы. Советский Союз так же огорожен.
Десятки моих сокамерников до сих пор находятся в тюрьмах и лагерях СССР только потому, что пытались покинуть СССР или, покинув его, вернулись добровольно. Владимир Балахонов, сотрудник ООН, попросивший политического убежища в Швейцарии в 1973 году, вернулся в Советский Союз по собственному желанию после заверений советского консула в том, что он не будет подвергнут репрессиям. Он был осужден на 12 лет и сейчас находится во Владимирской тюрьме.
Василий Федоренко получил 15 лет за попытку перехода советско-чехословацкой границы и находится во Владимирской тюрьме на особом режиме. Уже больше года он голодает в знак протеста против незаконного приговора.
О судьбе летчика Зосимова, возвращенного Ираном советским властям для наказания, ничего не известно. Двенадцать евреев, получивших сроки от 8 до 15 лет по известному "Ленинградскому" делу, все еще находятся в заключении.
Между прочим, заслуга этих людей в том, что они первыми привлекли внимание мировой общественности и западных правительств к проблеме выезда из СССР. Но и сейчас эту проблему нельзя считать решенной. Люди подвергаются преследованиям, в том числе тюремному заключению на многие годы, за одно только выражение желания покинуть страну.
Например, Анатолий Марченко был сослан в Сибирь за попытку реализовать свое право на выезд. Даже после заключения Хельсинкских соглашений, в которых это прямо оговаривалось.
О принципе воссоединения семей. Иде Нудель не разрешили приехать к сестре в Израиль, и ей угрожают судебным и психиатрическим преследованием. По данным Московской Хельсинкской группы, после подписания Заключительного акта возможности выезда из Советского Союза резко ухудшились: теперь эмиграция ограничивается случаями узко понимаемого "воссоединения семей". Не затронута проблема возвращения в СССР уехавших.
Каждый, кто решает уехать, делает это раз и навсегда, безо всякой надежды когда-либо вернуться. Поэтому ему практически приходится принимать решение стать беженцем. В соответствии с той же статьей 64, любая попытка представителей различных народов СССР реализовать или даже обсудить свое право на национальное самоопределение, предусмотренное Конституцией СССР, рассматривается как государственная измена.
Восьмой принцип части первой Заключительного акта говорит о праве каждого народа определять свой внешний и внутренний политический статус в условиях полной свободы. Однако у народов СССР никогда не было условий полной свободы, не говоря уже о реальной возможности самоопределения.
Могу засвидетельствовать, что в тюрьмах и лагерях до сих пор находятся сотни людей, осужденных после Второй мировой войны за участие в национально-освободительных движениях в Украине и в Прибалтике.
В 60-х и 70-х годах десятки людей были осуждены за так называемый "буржуазный национализм", то есть за участие в дискуссиях о перспективах национального самоопределения или даже просто за культурное возрождение своего народа. Ввиду ограниченности времени я не могу назвать всех, а упомяну только тех, кто несколько раз сидел в тюрьме за "буржуазный национализм" и сейчас находится в тюрьме или лагере.
Это армянский поэт Паируир Айрикян; украинцы, историк Валентин Мороз, лингвист Святослав Караванский, педагог Данило Шумук, историк Иван Хель, поэт Михайло Осадчий, писатель Арячеслав Огорновил. Юрий Шухевич с 15-летнего возраста провел на свободе всего 4 года. За написание мемуаров он был приговорен к 5 годам лишения свободы, 5 годам концлагеря особого режима и 5 годам ссылки. Украинский поэт Анатолий Лупинос находится в Днепропетровской психиатрической тюрьме на принудительном "лечении" на неопределённый срок. Ранее он отбыл 10-летний лагерный срок.
Целые народы, депортированные в сталинские времена, лишены права возвращения на родину: это и крымские татары, и месхетинцы, и поволжские немцы. Если немцам сейчас удается эмигрировать в Западную Германию, испытывая обычные трудности, связанные с отъездом (аресты, преследования и унижения), то крымские татары, изгнанные из Крыма, и месхетинцы, изгнанные из Грузии, по-прежнему лишены свободы выбора места жительства в пределах Советского Союза и подвергаются таким же жестоким преследованиям.
Крымскотатарский активист Мустафа Джемилев находится в заключении в четвертый раз. Его жизнь сейчас в опасности после длительной голодовки. В настоящее время движения за национальные права неотделимы от общего движения за права человека.
Как участник этого движения хочу отметить, что необходимость соблюдения закона всегда была частью наших традиций. Самиздат, мирные демонстрации и петиции протеста были и остаются нашим практическим выражением конституционных свобод. Наш информационный журнал "Хроника текущих событий", основанный в 1968 году, на шапке печатает текст статьи 19 Всеобщей декларации прав человека. В 1968 году были собраны подписи под обращением в Верховный Совет СССР с предложением ратифицировать пакты о гражданских и политических правах.
На наши конституционные действия ответили репрессиями, поскольку они квалифицировались как антисоветская пропаганда, клевета на советский строй или нарушение общественного порядка. Подписанные листы обращения были изъяты при обыске. Несколько раз при обысках домов (и всегда по сей день в местах лишения свободы) изымается текст Декларации прав человека. В ряде приговоров участие в составлении и распространении "Хроники текущих событий" признано преступлением.
Сотни людей посажены в тюрьмы за участие в этом движении, за свои убеждения и взгляды. Советские карательные органы и пропаганда отрицают существование преследований за убеждения в Советском Союзе; по официальным заявлениям, в Советском Союзе никого не сажают за взгляды, только за действия.
При этом выражение своих взглядов понимается как преступное деяние. Кстати, статья 19 Декларации прав человека не отделяет право иметь любые взгляды и убеждения от права на их выражение.
Слесарь Александр Чекалин был приговорен к 5 годам концлагеря в 1971 году только за то, что написал замечание в бюллетене для голосования на так называемых тайных выборах в Верховный Совет.
В этом замечании он высказал свое мнение о советской избирательной процедуре. Десятки человек осуждены только за то, что жаловались властям страны и в международным организации. Заслуженный учитель Молдавской республики Яков Сусленский, чудом переживший 7-летний срок и вышедший на свободу в январе этого года, попал в тюрьму за письмо Генеральному секретарю ООН, которое было перехвачено КГБ, когда шло по почте. Такие практики заставляют людей лицемерить, учат думать одно, а говорить другое.
Таким образом совершается вмешательство в совесть людей. В Советском Союзе нет свободы информации. Советское право отвергает ее в принципе. Осуществление права на получение и распространение информации любыми способами наказывается по статьям 70 и 190.3 и считается уголовным преступлением.
Я был арестован в 1971 году и приговорен к 7 годам тюрьмы и концлагеря и к 5 годам ссылки только за то, что я открыто, не скрывая этого, рассказал корреспондентам Ассошиэйтед Пресс и Си-Би-Эс в Москве то, что видел в тюрьмах, лагерях и сумасшедших домах.
Во время так называемого судебного процесса, который длился всего несколько часов, в качестве доказательств были показаны вырезки из американских газет, содержащие интервью со мной, и был показан фильм CBS с моим участием. Никто из судей не говорил по-английски, но суд, тем не менее, отказал мне в праве предоставить переводы в ходе рассмотрения дела.
Было сказано, что все уже и так ясно. Могу вас заверить, что более чем за месяц до судебного разбирательства и вынесения приговора, следователь КГБ сообщил мне, каков будет срок моего заключения. В настоящее время в концлагерях и тюрьмах находятся следующие лица за распространение изданий о нарушениях прав человека в Советском Союзе, таких как "Хроника текущих событий", "Хроника Литовской католической церкви", "Украинский вестник": Нийоле Садунайте, Сергей Ковалев, Вячеслав Черновол, Габриэль Суперфин и другие.
Что касается права на получение информации, то оно очень ограничено для живущих на свободе, и практически отсутствует в лагерях и тюрьмах. Статья 25 ИТК категорически запрещает заключенным получать любые издания, произведенные за пределами Советского Союза. Политзаключенный Владимирской тюрьмы Николай Будулак-Шарыгин не получил ни одного экземпляра английской коммунистической газеты "Morning Star", которую ее редакция присылала ему по просьбе жены-англичанки.
Даже "Курьер ЮНЕСКО", русский вариант которого издается в Москве, во Владимирской тюрьме запрещен. Нарушение права на получение и распространение информации распространяется и на личную переписку. Из десятков тысяч открыток, которые, как я теперь знаю, присылались мне из-за границы, во время заключения я получил только три. Месяцами мне не давали писем от матери, а то небольшое количество писем, которое я мог написать из тюрьмы (одно письмо в месяц или два), постоянно конфисковывали под надуманным предлогом. Семерых политзаключенных во Владимирской тюрьме в конце концов заставили вообще отказаться от корреспонденции.
Советская система исправительно-трудового перевоспитания политических заключенных представляет собой чудовищное преступление, включающее в себя наказание голодом, одиночным заключением, лишением медицинской помощи, и все это делается с целью насильственного изменения религиозных, политических и национальных убеждений.
Все это и есть те внутренние дела Советского Союза, в которые он не допустит вмешательства, прикрывая их своим суверенитетом. И нередко Запад принимает советскую точку зрения на вмешательство в свои внутренние дела.
Можно с уверенностью сказать, что советское руководство никогда не собиралось соблюдать Всеобщую декларацию прав человека, пакты о гражданских и политических правах, Третью корзину Хельсинкского соглашения. И не будет их соблюдать, если западные государства и общества не будут твердо и систематически работать над их выполнением.
Для меня было совершенно очевидно, что все международные документы останутся невыполненными до тех пор, пока Советский Союз не приведет свою внутреннюю правовую систему и практику в соответствие со своими международными обязательствами. Совсем недавно Советский Союз бросил вам прямой вызов, заявив, что контроль за соблюдением хельсинкских соглашений является преступлением. Арестованы лидеры Московской и Украинской Хельсинкской групп Юрий Орлов и Николай Руденко и другие участники этих групп, бывшие политзаключенные Александр Гинзбург и Олекса Тихий.
Судьба этих людей, да и самого Хельсинкского соглашения, зависит от реакции западных стран: сможет ли мир отстоять свое понимание свободы или он примет принципы "социалистической демократии"?
Для защиты основных свобод и поддержки гражданских прав, национальных и религиозных движений в СССР необходимо:
(1) Расследовать нарушения этих свобод в ООН, Комиссии по правам человека, в ЮНЕСКО и на предстоящей Белградской конференции;
(2) Требовать допуска наблюдателей в советские политлагеря и тюрьмы, психиатрические больницы, на политические процессы;
(3) Добиться свободного контакта между западными хельсинкскими группами и московскими, украинскими и литовскими группами, включая встречи с арестованными членами этих групп;
(4) И, наконец, поставить торгово-экономические связи в зависимость от соблюдения гражданско-правовых договоров. Понятно, что страна, которая не выполняет эти соглашения, легко нарушит и другие.
Я хотел бы сделать очень серьезное предупреждение: западное общественное мнение, парламенты и правительства должны набраться терпения. Запад слишком нетерпелив: после нескольких безрезультатных попыток легко опустить руки и впасть в отчаяние.
А Советский Союз, зная Запад, безусловно, рассчитывает на такую реакцию и, как показали недавние аресты, будет придерживаться жесткой линии. И снова может возникнуть такая точка зрения: "Лучше не злить советских руководителей" — на это они тоже делают ставку.
Вы должны понимать, что новая волна репрессий в Советском Союзе демонстрирует не силу, а страх Советского Союза перед лицом растущей оппозиции внутри страны и международной солидарности с этой оппозицией, особенно ввиду беспрецедентного роста оппозиции в всех странах Восточной Европы. Я без колебаний заявляю, что судьба мира зависит от поведения западных стран в это время нарастающего кризиса. Твердая, несгибаемая и постоянная позиция Запада заставит Советский Союз признать политические реалии.
Я не хочу быть неправильно понятым. Я не против попыток искать мирное решение всех разделяющих нас проблем. Я за разрядку. Но это должна быть настоящая разрядка, а не самообман. Она не должна достигаться ценой основных принципов, на которых была основана эта страна. Не ценой капитуляции перед наступлением коммунизма, как Советский Союз ежедневно интерпретирует разрядку для своего народа. Это должна быть разрядка с человеческим лицом.
Спасибо.
[Аплодисменты.]
Председатель Фасселл: Большое спасибо, г-н Буковский, за очень грустные комментарии, и за очень сильное заявление. Нам, сидящим здесь, по крайней мере мне, очень тяжело осознавать после вашего заявления, что вы были приговорены к 7 годам лишения свободы и 5 годам ссылки только за то, что вы высказали в прессе свои наблюдения за происходящим в лагерях, тюрьмах и психиатрических больницах.
Если бы такие же законы или такое же толкование законов было применено к тем членам Конгресса, которые в тот или иной момент не соглашались с администрацией, мы все оказались бы в тюрьме.
Почти непостижимо и трудно понять тот факт, что в рамках правовой системы, под маской суверенитета, Советский Союз использует эти репрессии и, как вы утверждаете, из страха, чтобы заставить всех подчиняться.
Вы говорите, что в Советском Союзе и странах Восточного блока растет оппозиция или растет инакомыслие. Является ли это чем-то новым, или просто на Западе мы стали больше осознавать это?
Владимир Буковский: Извините меня. Я буду говорить по-русски, потому что я устал говорить по-английски. Я попрошу доктора Ольховского перевести.
Председатель Фасселл: Пожалуйста.
Господин Буковский: [через переводчика]. Нарастание усиления и распространения борьбы за права человека в Советском Союзе — это постоянный процесс, продолжающийся, по крайней мере, последнее десятилетие.
Конечно, взаимодействие с западными странами крайне важно для этого движения в Советском Союзе.
Председатель Фасселл: К нам присоединился за столом уважаемый сопредседатель Комиссии сенатор Клэйборн Пелл. Я приглашаю его делать любые замечания, которые он захочет сделать, и задать любые вопросы.
Сенатор Пелл: У меня нет никаких замечаний, кроме выражения моего сожаления по поводу того, что меня здесь не было, когда мой старый друг Леонард Гармент делал свое заявление и когда свое заявление делал г-н Буковский, но чье заявление я имел удовольствие прочитать. Нам очень трудно сидеть в этих комфортных условиях, и они заставляют нас чувствовать себя застенчиво, что является необычным для политиков, когда мы слышим ваши рассказы о ваших невзгодах.
У меня действительно есть два вопроса. Во-первых, как вы считаете — сейчас условия, с точки зрения политических репрессий, стали лучше, хуже или примерно остаются такими же, как и при царях?
Владимир Буковский: [через переводчика]. Я никак не могу сравнить эти два процесса.
Сенатор Пелл: Я спрашиваю потому, что, читая Достоевского и русскую литературу, кажется, что в этих условиях нет ничего нового. Они ужасны, но они были такими долгое время.
Владимир Буковский: [через переводчика]. Я не могу согласиться с таким сравнением. Мне кажется, что, прочитав Достоевского, нельзя толком сформировать мнение о происходящем.
Очень часто на Западе я сталкиваюсь с полным непониманием того, что сейчас происходит в Советском Союзе и что происходило раньше. Я иногда встречаю людей, которые утверждают, что крепостное право в России было отменено в 1917 году.
[Смех.]
Господин Буковский: [через переводчика]. Надо понимать, что за 50 лет до революции происходили всевозможные процессы демократизации общества в направлении определенных прав человека.
Например, у нас существовал суд присяжных, который оправдал лиц, покушавшихся на убийство петербургского генерал-губернатора. Сразу после революции мы потеряли все те традиции, демократические традиции, которые были сформированы до этого.
Целый социальный слой людей был уничтожен вместе с уже сформировавшимися институтами и традициями. И процесс, который происходит сейчас, процесс утверждения нравственных ценностей, — это совершенно иной процесс, чем те, которые шли раньше.
Сенатор Пелл: Одно отличие, как мне показалось, заключалось в использовании психиатрического "лечения" в больницах как средства политических репрессий. Мне было интересно, не мог бы г-н Буковский рассказать нам о том, как в Советском Союзе использовалось психиатрическое лечение. Я знаю, что он был признан невменяемым в течение двух лет и сам подвергался такому же "лечению".
Господин Буковский: [через переводчика]. Психиатрические репрессии распространены в Советском Союзе. Это прямое следствие идеологического строя и государственного строя в Советском Союзе. Основная доктрина, которой подчинено все в Советском Союзе, утверждает, что бытие определяет сознание. И, поскольку Советский Союз в течение последних 60 лет сохранял этот тип пропаганды, в социалистическом обществе, при социалистическом типе бытия, нормальный человек не может не развивать в себе социалистический тип мышления.
В стране, где последние 60 лет ведется антирелигиозная пропаганда и запрещена религия, каждый человек, верующий в Бога, считается сумасшедшим. Также сумасшедшим может считаться и молодой человек, который не поддерживает государство и не придерживается коммунистической точки зрения. Преследование инакомыслящих путем применения психиатрических репрессий получило широкое распространение в конце 50-х годов и с тех пор нарастает и усиливается.
Строились и строятся новые психиатрические больницы особого типа. К концу 1950-х годов в Советском Союзе было всего 3 таких больниц особого типа, сейчас их не менее 15.
Интенсификация использования психиатрических больниц в начале 1950-х и 1960-х годов была вызвана заявлением Хрущева. Хрущев сказал тогда, что в Советском Союзе нет противников советской власти и нет оппозиции, а все недовольные этой властью просто сумасшедшие.
Такой метод чрезвычайно выгоден советской власти. Потому что он сразу позволяет Советскому Союзу очернить любого, кто против него, и в то же время позволяет властям запереть человека в больницу на неопределенный срок без суда. Всякий человек, помещенный в психиатрическую больницу по политическим мотивам, не имеет возможности оттуда выбраться до тех пор, пока не отречется от своей точки зрения или пока не признает правоту государства.
Этот тип двуличия очень типичен для советского режима; врачи, с которыми заключенные должны говорить и которым они должны давать показания, настаивают на том, чтобы заключенный отказался от своих убеждений. И они утверждают, что если заключенный осуждает свои прежние высказывания, он просто должен оставаться в больнице. А практически получается так, что каждый заключенный остается в больнице, и его не выпускают до тех пор, пока он не изменит свои взгляды. То же самое относится и к системе психиатрических наказаний в психиатрических больницах.
С юридической точки зрения, психически больной человек не может быть юридически наказан, и поэтому его не наказывают, его просто "лечат". И если такой заключенный нарушает какие бы то ни было внутренние правила, его обвиняют в нарушении этих инструкций. Они утверждают, что очевидно, что такой человек, который не может даже соблюдать правила внутреннего распорядка в больнице, должен быть совсем чокнутым или сумасшедшим, и ему нужно "помочь", а значит, его нужно "вылечить", чтобы он хотя бы мог соблюдать правила больницы.
В результате этой лицемерной точки зрения существует несколько способов наказания заключенного, такие как использование нейролептиков и психиатрических препаратов.
Сенатор Пелл: Что это?
Господин Буковский: Лекарственные препараты.
Сенатор Пелл: Спасибо.
Владимир Буковский: [через переводчика]. Некоторые из этих нейролептиков известны на Западе, например "Галопаридол" и другие. Другие препараты не известны на Западе, и я консультировался с западными психиатрами, и они говорят, что эти препараты не известны на Западе или уж точно не используются.
Один из них, вызывающий чрезвычайную боль и, возможно, используемый чаще, чем что-либо другое, в качестве формы наказания, называется "сульфазин". Это просто раствор серы в масле, который вводят в организм человека. Это вещество вызывает лихорадочное состояние и повышает температуру тела человека до 41 градуса. А боли, вызываемые этим веществом, лишают человека возможности двигаться.
Председатель Фасселл: Мистер Бьюканан.
Представитель Бьюканан: Спасибо, господин Председатель. Вы закончили свой предыдущий ответ? Это довольно шокирующий ответ, который вы только что дали, и я хочу знать, закончили ли вы свой ответ.
Владимир Буковский: Да.
Представитель Бьюканан: Существует ли широкое применение таких препаратов?
Владимир Буковский: [через переводчика] Да, и, к сожалению, это обычная практика. Я встречал многих людей, которым вводили этот препарат в течение многих месяцев подряд.
Представитель Бьюканан: Вы советуете Западу проявить терпение и настойчивость. Есть ли у вас какие-либо предложения относительно того, что могло бы стать наиболее эффективным действием, которое мы могли бы предпринять для достижения конечного результата, ослабления репрессий и признания прав человека в Советском Союзе?
Владимир Буковский: [через переводчика]. Я встречался с многочисленными психиатрами в Великобритании, Франции и других странах, и мы обсуждали с ними методы и средства, которые можно использовать для помощи заключенным в психиатрических больницах. Я так понимаю, что на осень этого года в Гонолулу запланирована международная психиатрическая конференция. Насколько я понимаю, на этой конференции будет поднят вопрос о поведении психиатров Советского Союза.
Я пытался сказать психиатрам, с которыми разговаривал, что речь не идет о бойкоте советских психиатров, потому что было бы неправильно думать, что советская психиатрия есть монолитный тип психиатрии.
На самом деле это не вопрос психиатрии, а вопрос человеческого сознания. Среди советских психиатров, с которыми я не раз встречался, есть вполне порядочные люди и хорошие терапевты, которые по политическим мотивам отказывались таким образом лечить пациентов. И задача общественного мнения на Западе и психиатров на Западе состоит в том, чтобы поддержать таких людей. В то же время совершенно недопустимо, чтобы совершенно честные западные психиатры сидели за одним "столом переговоров" с преступниками, злоупотребляющими и психиатрией в Советском Союзе.
Тот же общий принцип можно применить и ко всем отношениям между Востоком и Западом. Я не говорю здесь об изоляции или блокаде Советского Союза в какой-либо сфере жизни. Я пытаюсь сказать, что на Западе есть люди, которым не следует сидеть вместе с преступниками, проводящими свою политику в Советском Союзе. В конечном счете речь идет о помощи людям в Советском Союзе.
Нарушение прав человека в Советском Союзе представляет собой серьезную угрозу для всего мира, ибо до тех пор, пока в Советском Союзе не установится общественное мнение, способное контролировать Советское государство, — до тех пор советский строй и Советское правительство не будет соблюдать никаких правил или соглашений, которые им не нравятся.
Представитель Бьюканан: Благодарю вас и благодарю вас, господин председатель.
Председатель Фассделл: Сенатор Стоун.
Сенатор Стоун: Спасибо, господин председатель. Господин Буковский, в своем заявлении вы говорите, что "твердая, несгибаемая и постоянная позиция Запада заставит Советский Союз признать политические реалии". Какие политические реалии?
Владимир Буковский: [через переводчика]. Я имел в виду защиту моральных принципов. Западные правительства и западные общества могут создать новые реалии. Эти реалии потребуют соблюдения прав человека, и эти реалии с советской стороны должны будут соблюдаться при условии последовательного и настойчивого проведения в жизнь этих реалий.
Сенатор Стоун: В своем заявлении вы говорите, что мы должны поставить торгово-экономические связи в зависимость от соблюдения договоров о гражданских правах. В последнее время наше руководство поддерживает диссидентов в целом, также конкретных людей среди них, но не связывает эту поддержку с торгово-экономическими связями.
Считаете ли вы, что существование такой связи важно для того, чтобы добиться фактического соблюдения Советским Союзом основных прав человека?
Владимир Буковский: [через переводчика]. Нас очень обнадежили недавние заявления правительства Соединенных Штатов и особенно заявления президента Картера.
Что касается взаимосвязи между торговлей с Советским Союзом и борьбой за права человека, то я нахожу эту связь существенной и совершенно необходимой. Дело в том, что существует распространенный миф о том, что торговля абсолютно нейтральна.
В то же время торговля, совершенно неограниченная, есть своего рода вмешательство во внутренние дела другой страны, с той разницей, что это вмешательство правительства, и оно идёт на благо правительства, а не на благо народа. Поэтому я считаю, что взаимосвязь между торговлей и правами человека абсолютно необходима и неизбежна. Позвольте мне привести пример.
В 1970 году, в марте месяце, группа лиц, участников правозащитного движения в Советском Союзе во главе с Сахаровым, обратилась к Советскому правительству с обращением, в котором говорилось, что Советский Союз сможет преодолеть недостатки и отставание в компьютеризации и механизации только если советской интеллигенции, советским ученым будет предоставлено больше свободы в этих сферах. Только в атмосфере интеллектуальной свободы может существовать определенный уровень творческой инициативы. По мнению Сахарова, иначе Советский Союз никогда не сможет догнать Запад, особенно в области компьютеризации.
Как страны Запада отреагировали на это предупреждение Сахарова? Они просто увеличили продажи компьютеров в Советский Союз. Как можно после этого утверждать, что торговля нейтральна и не является вмешательством во внутренние дела?
Сенатор Стоун: И последний вопрос. Каждый раз, когда Соединенные Штаты или руководство здесь протестуют против нарушений прав человека в Советском Союзе, кажется, что этот протест сопровождается возобновлением или усилением репрессий.
Тем не менее диссидентские лидеры, такие как Валерий Чалидзе или вы, продолжают призывать нас к этим протестам. Вы по-прежнему считаете, что эти протесты служат интересам расширения прав человека, а не их ущемления?
Владимир Буковский: [через переводчика]. Я думаю, что явление, о котором вы говорите, усиление репрессий после ряда заявлений, произошло потому, что западные страны не всегда были последовательны в своей поддержке прав человека. Советское правительство привыкло к тому, что сделав ряд заявлений протеста Запад просто отступает.
Они прекрасно знают, что — в ответ на репрессии в Советском Союзе — на Западе раздастся ряд голосов, утверждающих, что любые протесты против репрессий не могли не навредить отношениям с Советским Союзом.
Именно на это и делает ставку Советское правительство, именно на эти силы. Советское правительство всегда утверждало и всегда настаивало на том, что оно совершенно нечувствительно к протестам, исходящим с Запада. Они пытаются это продемонстрировать.
Но те из нас, кто жил и боролся в Советском Союзе, возможно, больше, чем кто-либо другой на Западе, знают психологию, образ мышления советского руководства. И если советские руководители убедятся, что протесты по поводу преследований в Советском Союзе являются не просто временной тактикой Запада, а приведут к последовательной и непоколебимой линии со стороны Запада, у них не останется иного выбора, кроме как признать это, и у них не будет другого выбора, кроме как учитывать это в своих отношениях с Соединенными Штатами.
В какой-то степени я нахожусь здесь просто как иллюстрация того, насколько чувствительны Советы к такого рода давлению. Не думаю, что кто-то сомневается, что если бы не развернутая кампания в мою защиту, я до сих пор сидел бы в тюрьме.
Сенатор Стоун: Спасибо, господин председатель.
Председатель Фасселл: Господин Буковский, но один факт бросается в глаза. Советы видят в вас сумасшедшего преступника из-за того, что вы выражаете свои взгляды, и тем не менее здесь мы сидим на открытом заседании, очень желая узнать, каковы ваши взгляды.
Итак, хотя я не могу давать никаких гарантий в отношении политической линии, я думаю, что могу с уверенностью дать некоторые заверения относительно человеческого духа и приверженности народа Соединенных Штатов идеалам и борьбе за свободу, независимость и человеческое достоинство. Мы имеем честь видеть вас сегодня здесь, несмотря на то, что общество, из которого вы произошли, называет вас сумасшедшим преступником.
Мистер Йейтс.
Представитель Йейтс: Спасибо, господин Председатель. Господин Буковский, мы рады видеть вас здесь среди нас.
Я хотел бы спросить вас о следующем. Предположим, у вас есть жена, мать или любимый человек, которые остались в Советском Союзе. В течение многих лет, как представитель жителей моего района, я пытался помочь воссоединить семью, мать и брата, которые живут в моем районе. Недавно им разрешили покинуть Советский Союз, фактически им сказали, что они должны покинуть Советский Союз, но на вокзале одного из сыновей попросили остаться. Сейчас он живет в Ленинграде. Его зовут Феликс Аранович.
Два года назад я был членом парламентской делегации спикера Альберта, посетившей Советский Союз, и тогда я поднял этот вопрос и спросил совета у трех официальных лиц Советского Союза. Одним из них был Георгий Арбатов. Другим был Борис Пономарев, а третьим — секретарь Брежнев. В каждом случае мне говорили, что любой желающий может покинуть Советский Союз.
Секретарь Брежнев сказал нам, что устал слушать об этих делах об эмиграции. Я сказал ему, что, по-моему, мы с Пономаревым, который был главой делегации Верховного Совета, разработали некую процедуру для получения информации по тем делам, по которым члены Конгресса стремились получить информацию. И Брежнев кивнул на это.
После возвращения домой я написал письма каждому из этих официальных лиц. Мои друзья, побывавшие в Советском Союзе, снова везут просьбы и пытаются выяснить, почему дело Феликса Арановича не может получить положительное разрешение.
Если бы вы были на моем месте, как бы вы попытались убедить российские власти разрешить воссоединить эту семью?
Владимир Буковский: [через переводчика]. Именно по этой причине, г-н Йейтс, именно по этой причине я упоминал о необходимости увязки торговли зерном с борьбой за права человека. Если то, что мы здесь делаем, если наша деятельность здесь ограничивается строго декларативными заявлениями, то Советское правительство скоро поймет, что это не более чем слова, и поэтому совершенно ни на что не повлияет.
К сожалению, совершенно бесполезно переубеждать советских руководителей или взывать к их совести, и любая попытка прийти к компромиссу с ними воспринимается ими как проявление слабости. К сожалению, таковы печальные факты. И именно по этой причине деклараций простых заявлений просто недостаточно.
Представитель Йейтс: Спасибо.
Председатель Фасселл: Позвольте мне воспользоваться моментом, чтобы поприветствовать нашего нового члена Комиссии, сенатора Доула.
Сенатор Доул: Спасибо, господин председатель. Моя очередь?
Председатель Фасселл: Да, сэр.
Сенатор Доул: В Сенате такое случается нечасто. Очень короткий вопрос: поддерживаете ли вы теорию взаимосвязи, которую продвигает Секретарь Киссинджер? Прав ли он?
Владимир Буковский: [через переводчика]. Насколько я могу судить по случаям в Советском Союзе, результаты политики, которую проводила предыдущая администрация США, лишь усилили репрессии внутри Советского Союза и развязали руки советским руководителям, интерпретировавшим ее действия таким образом, что ведущая страна Запада просто аннулирует свои права и обязанности по отношению к диссидентскому движению.
И именно поэтому мы в Советском Союзе ощутили громадный рост репрессий не только в самой стране, но и в лагерях и тюрьмах. Могу засвидетельствовать, что до визита бывшего президента Никсона в Москву в 1972 году советские власти в преддверии этого визита были готовы пойти на некоторые компромиссы. Многих моих друзей даже освободили из тюрем и лагерей. Это произошло потому, что Советское правительство предвидело связь, на которой предположительно будет настаивать президент Никсон, — связь между отношениями между Советским Союзом и Соединенными Штатами и борьбой за права человека в Советском Союзе.
Когда президент Никсон покинул Советский Союз, репрессии резко усилились. Резко увеличилось число арестованных, резко ухудшились условия содержания в тюрьмах и лагерях.
Сенатор Доул: Это было продемонстрировано сегодня здесь, при большом интересе к вашему свидетельству. Какова степень народной поддержки в Советском Союзе таких людей, как вы, известных критиков, таких, как Сахаров? Широко ли она распространена и можно ли определить размах поддержки в адрес людей, которые являются диссидентами и настроены критически?
Владимир Буковский: [через переводчика]. Поскольку я провел последние 6 лет в Советском Союзе в тюрьмах и лагерях, я могу говорить только об условиях, существовавших в тех местах. Должен сказать, что все правозащитники в Советском Союзе, особенно такие люди, как Сахаров и Солженицын, очень известны в самых разных слоях советского общества.
Решающее значение имеют радиопередачи, которые транслируются с Запада на Советский Союз. Такие радиостанции, как "Радио Свобода", "Голос Америки" и Британская радиовещательная корпорация, практически являются единственным источником информации для людей, живущих в Советском Союзе. Даже надзиратели во Владимирской тюрьме очень внимательно прислушиваются к тому, что передает западное радио. И немало из них сообщали нам тайком, втихаря, то, что слышали по западному радио.
Еще одним очень важным для дела распространения информации в Советском Союзе фактором является распространение русских книг, издаваемых на Западе и ввозимых в Советский Союз. Это второй по важности источник информации.
Сенатор Доул: Некоторые предполагают, что одностороннее сокращение стратегических вооружений нашей страной приведет к тому, что Советский Союз назвал "взаимным сдерживанием" гонки вооружений. Как вы думаете, может ли такая инициатива нашей страны вдохновить или как-то побудить Советский Союз последовать нашему примеру и замедлить наращивание вооружений в обеих странах?
Владимир Буковский: [через переводчика]. Я думаю, что одностороннее разоружение, о котором мы здесь говорим, одностороннее разоружение Запада может дать только один результат. Все мы однажды окажемся в сибирских концлагерях.
Сенатор Доул: Эту теорию отстаивал человек по имени Варнке, стремящийся занять видное место в этой администрации, поэтому мне просто нужны были ваши комментарии по этому поводу. Спасибо, господин председатель.
Председатель Фасселл: Конгрессмен Бингем.
Представитель Бингэм: Спасибо, господин председатель. Г-н Буковский, вы, безусловно, представили нам очень яркую и ужасающую картину условий в Советском Союзе в отношении прав человека. Я хотел бы продолжить вопрос о взаимосвязи. Единственный конкретный случай, когда мы пытались оказать давление посредством использования той или иной формы ограничений на торговлю, касается так называемой поправки Джексона-Вэника 1974 года. Здесь высказывалось мнение, что принятие этой поправки было ошибкой и не достигло намеченного результата, а ухудшило дело. Не могли бы вы прокомментировать этот вопрос?
Владимир Буковский: [через переводчика]. Я не считаю эту поправку ошибкой. Я считаю это огромной моральной победой Соединенных Штатов. Меня беспокоит только то, что другим странам Запада не хватило смелости принять такую поправку в свои законы.
Представитель Бингэм: Дало ли это какие-то результаты в ту или иную сторону?
Владимир Буковский: [через переводчика]. Да. Я думаю, что самый главный результат, которого добилось принятие этой поправки, — это постановка вопроса о морали на Западе.
Если бы Советское правительство было уверено, что такая политика будет последовательной, у него не было бы другого выбора, кроме как признать эту политическую реальность и необходимость соблюдения международных соглашений.
Представитель Бингэм: В нашей стране сложилось общее впечатление, что условия в Советском Союзе в отношении прав человека сейчас лучше, чем они были в сталинские времена. Вы согласны, что это факт?
Владимир Буковский: [через переводчика]. Я думаю, что было бы некорректно сравнивать положение в Советском Союзе сегодня с тем, что было при Сталине. Я говорю это потому, что с тех пор и руководство, и мышление в стране очень сильно изменились. Важнейшей частью этой трансформации было осознание самими советскими лидерами того, что продолжение массового террора уничтожит их самих, как это произошло в 1930-х годах.
Вторым по значимости фактором ослабления ограничений в отношении правозащитного движения в Советском Союзе был рост самого правозащитного движения. Все, чего добилось это движение, не было подарено движению правительством, а скорее взято диссидентами у правительства.
Представитель Бингэм: Благодарю вас и благодарю вас, г-н Председатель.
Председатель Фасселл: Г-н Буковский, Советы говорят, что поправка Джексона-Вэника на самом деле не имела никакого эффекта. Они смогли усилить репрессии, и эмиграция сократилась; а что касается экономики, то они могли получать необходимые товары, продукты питания и кредиты из других источников. Таким образом, Советы, похоже, придерживаются позиции, согласно которой действия Соединенных Штатов действительно бессмысленны, поскольку они односторонние. Это говорит о том, что необходимы какие-то усилия Запада по установлению взаимосвязи.
Что вы можете сказать о таком мнении?
Владимир Буковский: [через переводчика]. Я думаю, что некоторое сокращение эмиграции евреев из Советского Союза было просто закономерным процессом, который было бы очень трудно соотнести с поправкой.
Во-первых, первая волна эмиграции была из самых энергичных евреев; это оставило в Советском Союзе большое количество евреев, для которых вопрос о выезде из страны не решался так легко.
Я говорю это потому, что, как я уже указывал, каждый человек, покидающий Советский Союз, должен решить этот вопрос в смысле выезда из страны раз и навсегда. И колеблются те люди, которые, может быть, в глубине души хотели бы уехать из Советского Союза, но если бы у них была возможность уехать и вернуться и сравнить и сопоставить ту и эту часть мира. Я абсолютно уверен, что гораздо большее число евреев покинуло бы Советский Союз, если бы они знали, что их решение не является бесповоротным.
Так что проблема, которая поднимается в последнее время, это не только вопрос о выезде из Советского Союза, но и о возможности вернуться, потому что эти два процесса взаимосвязаны.
Председатель Фасселл: Сенатор Лихи.
Сенатор Лихи: Спасибо, господин председатель. Я прошу меня простить за то, что отсутствовал на первой части сегодняшнего слушания. У меня возникли небольшие проблемы в понимании вопроса о взаимосвязи. Интересно, до какой степени наша страна склонна разрушать доверие к себе в этом вопросе. Мы либо собираемся полностью соблюдать принципы взаимосвязи, и не только в сфере торговли, и демонстрировать нашу готовность высказывать своё мнение, либо нет. Иногда кажется, что в некоторых случаях мы решаемся высказываться, а в некоторых случаях — не решаемся.
Создается впечатление, что мы позволяем торговым, военным и другим соображениям очень сильно влиять на степень, в которой мы готовы выражать моральное возмущение. Я говорю не только о Советском Союзе, но и о других странах, Чили и так далее.
Воспринимают ли нас в Советском Союзе как готовых выступать за права диссидентов в то время, когда нам это политически выгодно из-за наших собственных кампаний, идущих в нашей стране, или тогда, когда это может быть нам экономически выгодно, но не желающих высказываться в других случаях? Или нас считают более последовательными?
Владимир Буковский: [через переводчика]. Вопрос о том, как в Советском Союзе смотрят на американскую внешнюю политику, в действительности зависит главным образом от того, как будет проводиться эта политика. Для меня совершенно очевидно, что невозможно фиктивно защищать права человека в Советском Союзе и в то же время одновременно помогать советскому государству укреплять его тюрьму.
Меня вывезли из Советского Союза в наручниках, на которых было написано "Сделано в США". Единственное, о чем я прошу и единственное, на чем я действительно настаиваю, это пожалуйста, не продавайте нам наручники, ни напрямую, ни фигурально выражаясь.
Сенатор Лихи: Есть ли вообще какие-либо товары, которые вы бы позволили Соединенным Штатам продавать Советскому Союзу?
Владимир Буковский: [через переводчика]. На самом деле вопрос не в том, что можно продавать, а что нельзя продавать. Не случайно я привлёк ваше внимание к наручникам. Мое заявление о наручниках следует воспринимать как прямо, так и символически. Не зря ведь говорят, что торговля с Советским Союзом без всяких предварительных условий окажется торговлей наручниками.
Сенатор Лихи: Именно к этому я и вел. Продажа пшеницы, например. Будет ли это прямо или косвенно похоже на продажу наручников? С вашей точки зрения?
Владимир Буковский: [через переводчика]. Если зерно, которое Соединенные Штаты продают Советскому Союзу, в трудные для СССР времена, будет продаваться без каких бы то ни было предварительных условий, то это просто даст возможность Советскому Союзу продолжать гонку вооружений. И это никоим образом не облегчает положение народа. Нет абсолютно никакой гарантии, что это зерно попадет народу. Его можно продать кому угодно, например, кубинцам, и мы знаем такие примеры.
А когда говорят о торговле зерном с Советским Союзом в трудные для него времена, хотелось бы надеяться на получение от Советского правительства определенных заверений в том, что это зерно действительно достанется народу, нации.
Сенатор Лихи: Если будут даны заверения, что действительно зерно пойдет народу, то, г-н Буковский, продолжит ли существовать вероятность того, что оно превратится в наручники? Например, если мы будем продавать зерно, то позволит ли это Советскому Союзу сохранить рабочую силу в других областях, помимо сельскохозяйственного производства? Высвободит ли это их силы для того, чтобы они могли делать то, что они, возможно, не сделали бы, если бы им пришлось заботиться о своих собственных сельскохозяйственных проблемах?
Владимир Буковский: [через переводчика]. Это то, о чем я говорю. Всякий раз, когда ведется эта торговля, должны быть созданы условия, чтобы Советский Союз соблюдал свои международные обязательства и соглашения.
Сенатор Лихи: Разве мы не устанавливали в прошлом некоторые условия — я возвращаюсь к некоторым из прошлых вопросов, которые уже были заданы — разве мы не устанавливали в прошлом определенные условия, например, с поправкой Джексона? И не был ли эффект совершенно иным, чем мы ожидали? Не замедлилась ли вследствие этого эмиграция? И это тот ли вопрос, которым мы должны заниматься?
К вопросу о том, что эмиграция действительно замедлилась в результате этого, следует ли нам по-прежнему заниматься этим, или у нас есть более серьезные моральные проблемы? В какой момент мы нравственны, а в какой прагматичны?
Владимир Буковский: [через переводчика]. На мой взгляд, советское правительство никогда не считало, что поправка Джексона-Вэника будет действовать очень долго. Они очень сильно рассчитывали на противодействие этой поправке, рассчитывали на усиление оппозиции ей. Опять же, я могу говорить только о собственном опыте и о своем знании советского менталитета.
Сенатор Лихи: Оппозиция поправке Джексона-Вэника, откуда они думают появится эта оппозиция?
Владимир Буковский: [через переводчика]. Из Соединенных Штатов Америки и из стран Запада.
Сенатор Лихи: От каких-то конкретных заинтересованных сторон? От тех, у кого есть свои политические интересы, производственные интересы, коммерческие интересы, военные интересы?
Владимир Буковский: [через переводчика]. В основном от тех, у кого есть свои деловые интересы. Советские газеты пестрят заявлениями и комментариями деловых людей с Запада. Эти люди приезжают в Советский Союз с многочисленными заверениями, что в Соединенных Штатах Америки они делают все, что в их силах, чтобы отменить поправку Джексона-Вэника.
Согласно коммунистической интерпретации жизни общества, западным миром, западным обществом правят капиталисты. И когда капиталисты приезжают в Советский Союз и решительно заявляют, что делают все, что в их силах, чтобы добиться отмены поправки Джексона-Вэника, им все верят.
Сенатор Лихи: В какой степени, по вашему мнению, на Советский Союз может повлиять международная реакция в Белграде на следующем заседании Хельсинкской конференции, которое состоится в июне? В какой степени на них повлияет общественное мнение, будь то выводы такой комиссии, как наша, или выводы других стран? Повлияет ли это вообще, или мы просто тратим время на выполнение этого упражнения?
Владимир Буковский: [через переводчика]. Я могу судить об этом по официальным заявлениям советской пропаганды и заявлениям советских руководителей. Советские газеты и советская пропаганда очень часто упоминают об этой Комиссии и часто упоминают о предстоящей Белградской конференции. Судя по их довольно болезненной реакции на деятельность этой Комиссии, советские власти относятся к ней довольно серьезно, и с таким же уважением относятся к предстоящей Белградской конференции. Конечно, это всегда сопровождается заявлениями типа: "Никто не заставит нас делать то, чего мы не хотим". Однако общий тон пропаганды и тон газет ясно показывают, насколько Советы озабочены работой этой Комиссии и другими усилиями в этом направлении.
Сенатор Лихи: Большое спасибо. Спасибо, господин председатель.
Председатель Фасселл: Господин Саймон.
Представитель Саймон: Три коротких вопроса, господин Председатель. Во-первых, г-н Буковский, мы глубоко ценим ваше свидетельство и ваше мужество. Вы упомянули, что находились в психиатрической больнице. Сколько человек было в больнице и сколько человек там находилось, как вы думаете, по политическим мотивам?
Владимир Буковский: [через переводчика]. В больнице, где я находился некоторое в конце 1960-х годов, специальной больнице в Ленинграде, общее количество пациентов составляло около 1000 человек. Около 200 из них содержались там по политическим мотивам. Другие были либо убийцами, либо сумасшедшими и были помещены в больницу по этим причинам.
Представитель Саймон: Вы пару раз употребили фразу о том, что мы не понимаем образ мыслей советского руководства. Ту же фразу употребил Андрей Амальрик. Пытаясь читать между строк, я понимаю, что вы убеждены, что мы не понимаем силы общественного мнения в Советском Союзе. Это правильное понимание?
Владимир Буковский: [через переводчика]. Трудно обобщать, но нередко случается, что здесь, на Западе, не понимают менталитета ни советских руководителей, ни советских людей. Помнится, однажды премьер-министр Канады посетил Советский Союз и заявил, что хотел бы ознакомиться с опытом, который Советы имели в освоении районов Крайнего Севера. По его словам, он хотел использовать опыт Советов в развитии регионов на севере Канады. И я совершенно уверен, что он не очень понимал, что говорил, потому что каждый человек в Советском Союзе точно знает, как в Советском Союзе осваивались северные территории. Мы также знаем, сколько заключенных погибло, осваивая эти земли на севере. Я предполагаю, что господин Трюдо не имеет намерения таким образом развивать свои северные районы.
Представитель Саймон: Одним из главных элементов мировой головоломки является Китай. Насколько глубок, насколько фундаментален раскол между Советским Союзом и Китаем?
Владимир Буковский: [через переводчика]. Я не могу считать себя знатоком того, как обстоят дела в Китае, или даже знатоком китайско-советских отношений. Но исходя из своего опыта и с пониманием менталитета тамошних людей, я бы сказал так: Когда коммунисты воюют между собой, они воюют очень серьезно и очень долго.
Представитель Саймон: Благодарю вас и благодарю вас, господин Председатель.
Председатель Фасселл: Миссис Фенвик.
Представитель Фенвик: Спасибо, господин Председатель. Это очень важный день для всех нас. Мы очень гордимся тем, что можем слышать ваш голос. Я уверена, что вы это знаете. Мы все читали ваше интервью с господином Ваньковичем, и мы понимаем кое-что из того, что вы рассказали нам о психиатрических больницах. Это очень хорошая новость, что не только в Гонолулу, но и в Торонто Психиатрическая ассоциация будет рассматривать эти вопросы, и мы все будем с большим интересом следить за ходом этих заседаний.
Многие из вопросов, которые у меня были, были уже заданы, но у меня остается еще один. Нам нужно рассмотреть цифры. Мы приняли законопроект Джексона-Вэника, за который я проголосовала, потому что считаю, что он является символом того, как наша страна действительно намерена поступать. Но надо признать, что за это заплатил народ. В 1973 году из Советского Союза уехало 35 000 евреев, а в прошлом году — 14 000. В январе эта цифра упала до 10 000 – 12 000.
Это большая плата для многих людей, и у нас есть списки со многими именами. У всех нас, кого это касается, есть списки людей, умоляющих воссоединиться со своими семьями, умоляющих покинуть тюрьму и получить возможность заниматься профессиональной деятельностью в университетах Запада.
Так что это не тот вопрос, который мы можем считать не относящимся к еврейскому народу, потому что у нас есть эти печальные цифры. Мы опрашивали людей не только в Ленинграде и Москве, но и в общежитии в Вене, Австрия. С другой стороны, мы также знаем, что действия, предпринятые госсекретарем, которые я и многие из нас в Конгрессе одобряем, являются поощрением для тех, кто находится в странах-тюрьмах.
Но я иногда спрашиваю себя: неужели мы просим и их заплатить такую высокую цену? Подвергаем их опасности? Другими словами, мы находимся в странной ситуации, когда, с одной стороны, мы беспокоимся, а с другой — хотим проявить нашу человеческую солидарность. Единственное, в чем я хотела бы вас заверить, г-н Буковский, так это в том, что это стремление проявляется во всех уголках нашей страны.
У меня тоже были встречи с г-ном Арбатовым, г-ном Пономаревым и генеральным секретарем Брежневым, и меня обвиняли в одержимости правами человека. Это не моя личная навязчивая идея, мистер Буковский. Дело не только в решительной позиции этой Комиссии.
Такова — и я думаю, что говорю правду — непрекращающаяся, давняя позиция американского народа. Я не думаю, что кому-то нужно беспокоиться о том, что о нём забудут в Соединенных Штатах.
Владимир Буковский: Спасибо.
Председатель Фасселл: Господин Буковский, я хочу поблагодарить вас за то, что вы пришли сюда сегодня. Для нас это стало очень необычным событием. Мы ценим ваше тщательное и откровенное выражение ваших мыслей и вашу готовность ответить на все наши вопросы. Нам, конечно, очень повезло, что с нами делится своими взглядами человек, который не только имел печальный опыт, который он получил в результате выражения своих взглядов, но и потому, что вы родом из страны, которую нам следует лучше понять, и вы обрисовали нам столь необходимую картину.
Я говорю это в свете предстоящей Белградской конференции, которая очень важна. Я думаю, нам нужна реалистичная и открытая оценка прогресса, если таковой имеется, в соблюдении Хельсинкских соглашений. Мне кажется крайне невероятным, учитывая активные усилия, предпринятые Советским Союзом, что удастся добиться проведения конференции по безопасности с участием 35 подписавших ее стран и тем самым заявить о своей собственной интерпретации того, что статус-кво в Европе получил одобрение.
Советский Союз действительно должен провести Белградскую конференцию в свете этой позиции и никоим образом не может дезавуировать или отвергнуть Хельсинкские соглашения, даже если он ощущают давление правозащитного движения. Это свело бы на нет годы усилий, которые они потратили на то, чтобы получить то, что они считают очень важным политическим преимуществом.
Есть ли у вас какие-либо сомнения в том, что по мере того, как динамика вопроса о правах человека будет развиваться — а мне кажется, что так и будет — что Советы откажутся от этой упорной борьбы и каким-то образом подорвут проведение Белградской конференции?
Владимир Буковский: [через переводчика]. Мне трудно предсказать конкретно, что произойдет, однако со всей уверенностью могу утверждать, что реакция Советского правительства на твердую западную нравственную позицию была бы демонстрацией невосприимчивости к такой позиции.
И я уверен, что такая реакция со стороны Советов неизбежна, но я надеюсь, что она не обескуражит вас и всех тех, кто пытался поддержать такую позицию.
О судьбе предстоящей Белградской конференции очень трудно сказать что-либо конкретное. И я могу допустить возможность того, что Советское правительство просто откажется от участия в ней. Но даже это не должно обескураживать вас, не должно вас останавливать. Вопрос, в конечном счете, заключается в следующем: смогут ли западные общества противостоять давлению в защиту своей моральной позиции?
Председатель Фасселл: Миссис Фенвик.
Представитель Фенвик: Не думаю, что они откажутся приехать. Однажды они ушли из Организации Объединенных Наций, и это дорого им обошлось.
Председатель Фасселл: Господин Буковский, большое спасибо.
Сенатор Доул: Господин Председатель.
Председатель Фасселл: Сенатор Доул.
Сенатор Доул: Я хочу внести заявление в протокол.
Председатель Фасселл: Без возражений, ваше заявление будет занесено в протокол.
Сенатор Доул: Г-н Председатель, у меня есть только несколько кратких замечаний на данный момент. Как человек, который лишь недавно стал членом Комиссии по безопасности и сотрудничеству в Европе, я хочу с самого начала заявить о своей твердой убежденности в важности Хельсинкских соглашений, особенно в том, что касается соблюдения прав человека.
Когда в 1975 году Соединенные Штаты стали основной стороной, подписавшей Соглашения, нашлись те, кто критиковал наше участие как противоречащее нашим национальным интересам. Действительно, некоторые утверждали, что администрация Форда дала молчаливое согласие на советское господство в Восточной Европе, согласившись подписать пакт.
Однако опыт последних месяцев показывает, что наше участие и наша решимость удержать Советский Союз на его части соглашения выполняет положительную функцию. Это помогло привлечь внимание всего мира к продолжающимся советским репрессиям и жестким правилам эмиграции.
Мы играем важную роль в поддержании давления на европейские коммунистические правительства с целью смягчения правил эмиграции и соблюдения принятых гуманитарных стандартов по отношению к внутренним диссидентам.
Соединенные Штаты имеют законные полномочия и моральную ответственность возлагать на коммунистические правительства ответственность за их часть Соглашений, когда стороны, подписавшие соглашение, встретятся этим летом в Белграде в ходе конференции.
Тем временем наше правительство должно смело выступить против всех форм репрессий и преследований, где бы они ни проявлялись.
Меня воодушевляет та роль, которую эта Комиссия играет в наблюдении за соблюдением положений Соглашений. Я считаю, что информация, которую мы получаем от авторитетных свидетелей, таких как выступавшие сегодня, и вклад, который мы предоставляем официальным представителям США на Белградской конференции, окажут ценную помощь в продвижении свободы слова и передвижения для граждан подписавших Соглашения стран.
Председатель Фасселл: Господин Буковский, мы приветствуем вас в вашей новой жизни и желаем вам всего наилучшего. Доктор Юрий Ольховский, мы хотим поблагодарить вас за помощь сегодня с переводом.
Я понимаю, что это была очень утомительная работа, поэтому мы очень благодарны вам.
Доктор Ольховский: Спасибо, сэр.
Председатель Фасселл: Комиссия соберется завтра здесь, в 10 часов, в этом зале. Завтра наши свидетели обсудят работу группы Орлова и хельсинкских наблюдателей в Советском Союзе. Один из них из Литвы. Также завтра мы выпустим перевод документов группы Орлова. На этом наши дела на сегодня заканчиваются. У нас перерыв до 10 часов завтрашнего дня. [После чего в 13:05 Комиссия объявила перерыв, чтобы вновь собраться в 10:00 следующего дня в том же месте.]