top of page

Vladimir Bukovsky

in correspondence

with 

Zbigniew Bujak. 

Владимир Буковский

и

Збигнев Буяк — переписка.

bujak.jpg
a001.jpg

Letter from Zbigniew Bujak, leader of the Solidarity in Poland, to Vladimir Bukovsky.

 

Warsaw, May 1984. 

 

My dear Vladimir, 

 

I just read your book And the Wind Stirs Again… It is a prodigious book. I rejoice at the thought of being able to bring it out in Poland. I would like to see you and have a conversation with you, and not only about politics. In you I found a human being who is Russian and European at the same time and your biography shows many analogies and resemblances to mine. There is one exception, however: I have not yet been in prison. 

 

However, if one day I am locked up, the memory of the heroic combat which you have conducted “over there” will be of considerable comfort and support to me. 

 

Often I ask myself if bolshevism is a direct descendent of the czarist autocratic traditions or if it was spontaneously generated, due to transplanting in Russia of Western European utopias, which Russian society was not able to withstand. 

 

Your book makes it possible to go beyond the cliche which was stuck in the minds of many Poles, a cliche which says that the Russians are men with a slave mentality and, for them, bolshevism is only a natural continuity of their history. 

 

Today, this opinion is changing. More and more, it is becoming clear that bolshevism could not be consolidated in Russia except through an interminable terror with millions of victims. The triumph of bolshevism has exacted the detraction of the whole social fabric of Russia. Your book elicits enthusiasm, because it shows that, in spite of a monstrous toll, there are still men who are ready to fight for the truth. By that, you help us to understand the Russians, whose views are close to our own, and whose combat is an integral part of our combat. 

 

A few years back, I read Vaclav Havel’s essay entitled The Strength of the Weak. For me it was the revelation. It helped me to find my path, had an influence on my conception of things, and braced me in my activity. Reading your book has shown me that all that I have done and continue to do is only a continuance of what you have already done. Testimony like yours and Havel’s makes it possible to understand the importance of the impression made by the “Message to the Peoples of Eastern Europe” and the “Declaration on the Question of National Minorities,” adopted by the 1st Congress of the Delegates of Solidarity from all of Poland. This being the case, we have demonstrated that moral values must always be placed above everyday political calculations. Our activity is only meaningful if it aims to help man, wherever he is, in the defense of his legitimate rights. 

 

At the moment when I am writing these lines, the combat for the liberty of Andrei Sakharov and Elena Bonner, his wife, is joined, and I fear that their lives will be the stakes of this combat. 

 

Andrei Sakharov may be killed, because there are so many people who need him, and because he is an example to so many, including my friends and myself. Our wish is that he will recover his liberty. 

 

It is with this thought that I finish my letter. 

 

I send you my best wishes for success and I hope to meet you in better days. 

 

With all my esteem, 

 

Zbigniew Bujak 

 

 

Answer from Vladimir Bukovsky to Zbigniew Bujak 

 

August 14, 1984 

 

Dear Zbigniew, 

 

Thank you for letting me know that my book has come out in Poland. Right now, more than ever before, I feel like a member of the Polish Resistance and I am proud of it. 

 

I felt a somewhat similar sentiment a few years ago when I learned that someone with the same name as myself (and, perhaps, a distant relative) had voted in the Polish Diet against the state of siege. Because, in fact, we are all somewhat in the same family, if only by the similarity of our destinies, of our characters. Independent of our nationality and our age, we are all born in Budapest, went to school in Prague, reached adulthood in the Soviet concentration camps, and maturity in the Gdansk shipyards. Our experience is uninterrupted and the process in which we participate is irreversible, as the process of development of a common organization is irreversible. 

 

It is difficult to judge the degree to which our Muscovite experience can be of practical use to you. Naturally, it is always important to know that there is a living being in the cell next to your own, but your problems, right now, are broader and more varied than those which we had to solve earlier. In today’s communist world, Poland is the only country where Resistance is really general among a whole people, and it is rather up to us now to place ourselves in your school. 

 

In fact, all that we have succeeded in doing in a quarter century of desperate efforts is to show that, under Soviet conditions, it is possible to win morally, and still remain a human being. Above all, naturally, what is involved is a victory over one’s self because, I am deeply convinced, we always have the liberty of choice, even in prison, and no one can find a justification if he does not wish to use this liberty of choice. But is not that the beginning of everything? 

 

Nevertheless, it is a shame that the sudden awareness by man of such a simple fact is usually considered as a proof of heroism and not as the normal reaction. Perhaps it is because of this that our successes continue always to be so modest? 

 

And I think that this is also the reason why the prejudices and stereotypes of which you speak are so strong. Because they also are nothing more than a self-justification. 

 

Well, each of us knows perfectly, in the depths of his soul, that communism is, above all, a self-occupation, and cannot exist without our complicity even if it is only a formal complicity.

 

In this regard, the Russians are neither better nor worse than the others. We were just the first to be struck, and, I think, the first to receive the hardest blow of which few people at the time could predict the consequences. Our fathers did not yet have under their eyes the examples of Kolyma and Cambodia. It took dozens of years of terror, tens of millions of individuals swallowed up by the Gulag, before we, their children, understood that great crimes begin with little compromises. 

 

Now that I have lived in various countries in the free world, I have noticed that there is no lack of fuzzy thinkers there, that there are louses everywhere, and that every man has in himself a slave part and a master part, more slave than master generally. Only we, in the East, have already understood and have already learned many things, while in the West, they have not yet been able to do so. We are already on the road to recovery, while the free world is perhaps still slated to be subjected to this twentieth-century plague (please God that it be a minor infection). And if, for example, it is pardonable for the French communists to reassure themselves with the aid of their prejudices, while seriously believing that their French communism will be better than the examples in Poland, Cambodia, Cuba, Russia, or China (since the French are certainly more cultivated than we others, we Czechs, Vietnamese, Ethiopians, or Nicaraguans), for us, it is not at all the same. 

 

Moreover, we will not be able to move forward until we are freed from these prejudices. I am sure that it is only by becoming aware that our combat is a shared combat that can free ourselves definitively. It is only when we are aware of this invisible front which extends from the Polish shipyards to the Afghan mountains, from the Angolan and Nicaraguan jungles to the Ethiopian desert, from the streets and squares of the occidental capitals to the camps of the Urals and to the Cuban prisons, it is only then that our victories will transcend moral victories. 

 

This is why I consider that the “Message to the Peoples of Eastern Europe” and the “Declaration on the Question of National Minorities,” adopted by the Congress of Solidarity from all of Poland, are genuinely historic documents, which testify to the great political maturity of the Polish Resistance. It is not by chance that it is these very documents which have elicited the worst fears from the Soviet ogres, because they are quite aware of the weakest link in their chain of power. 

 

For this same reason, a year and a half ago, we founded Resistance International, in which 26 resistance movements of various communist countries work together right now, with success. Our tasks are very complex and our objectives seem beyond reach. But more than once, we have seen that it is only by breaking through the border of the impossible that results can be attained. 

 

Today, while more and more distressful news comes to us from Moscow, at the moment when we are beginning to think that, apart from Sakharov, nobody remains there, and while he himself is threatened with death, I often think of Adam Michnik, our mutual friend. One day in Paris, shortly entering Poland, he asked me, in all good faith: “Tell me frankly, just between us, are there many dissidents in the Soviet Union?” 

 

“Well, let us say that there are enough there,” I answered in an evasive way.

 

“In Poland, there are very few, almost none,” Adam told me sadly. And, after a silence, he added: “Everybody there is so conformist.” 

 

That happened at the end of 1977, just three years before the appearance of Solidarity and its millions of members. 

 

This is why I think that the “better days” which you mentioned will come well before we might think possible. And then, in a free Poland, we will finally talk, you I, and not only about politics. Furthermore, this letter is not completely devoted to it either. 

 

I wish you and your friends new successes in each year of the anniversary of Solidarity. 

 

With all my esteem, 

 

Vladimir Bukovsky 

Варшава, май 1984 г.

Мой дорогой Владимир, 

Я только что прочёл Вашу книгу "И возвращается ветер...". Это невероятная книга. Я ликую от мысли, что напечатаю её в Польше. Я хотел бы встретиться и побеседовать с Вами, и не только о политике. В Вас я нашёл человека, который является и русским, и, одновременно, европейцем, и в Вашей биографии много аналогий с моей. Кроме одного: я ещё не успел побывать в тюрьме. 

Тем не менее, если когда-нибудь меня посадят, знание о героической борьбе, которую Вы вели "там" будет меня утешать и поддерживать.

Часто я задаюсь вопросом -- является ли большевизм непосредственным следствием царских самодержавных традиций. Или же он установился спонтанно, путём переноса в Россию западноевропейских утопий, которым русское общество не смогло сопротивляться. 

Ваша книга позволяет начать мыслить за пределами клише, которое существует в умах многих поляков, клише, которое гласит, что русские -- это люди с рабской психологией и что для них большевизм -- это всего-навсего естественное продолжение их истории. 

Сегодня эта точка зрения меняется. Всё более и более становится ясно, что большевизм не мог установиться в России иначе как путём нескончаемого террора, жертвой которого пали миллионы. Триумф большевизма привёл к разрушению всего общественного устройства России.

 

Ваша книга вселяет энтузиазм, потому что показывает, что, не смотря на чудовищное количество погибших, всё ещё есть люди, готовые сражаться за правду. Этим Вы помогли нам понять русских, чьи взгляды похожи на наши, и чья битва является неотделимой частью нашей битвы. 

Несколько лет назад я прочитал эссе Вацлава Гавела под названием "Сила слабых". Для меня оно стало откровением. Оно помогло мне найти свой путь, повлияло на моё понимание вещей и поддержало меня в моей деятельности. Ваша книга показала мне, что всё, что я сделал и продолжаю делать -- это продолжение того, что Вы уже сделали. Свидетельства, такие как Ваше и Гавела, помогают людям понять, почему так важны "Послание к народам Восточной Европы" и "Декларация по вопросам о национальных меньшинствах", принятые на Первом конгрессе депутатов "Солидарности", которые съехались со всей Польши. Мы тем самым продемонстрировали, что моральные ценности всегда должны стоять выше текущих политических расчётов. Наша деятельность имеет смысл только тогда, когда целью её является помощь людям, где бы они ни находились, и защищает их легитимные права. 

Когда я пишу эти строки, борьба за освобождение Андрея Сахарова и Елены Боннэр, его жены, становится частью нашей борьбы, и я боюсь, что их жизни находятся под угрозой. 

Андрей Сахаров может оказаться убитым, потому что в нём нуждаются столь многие люди, и потому что он является примером для столь многих, включая моих друзей и меня самого. Наше желание -- чтобы он вновь обрёл свободу.

С этой мыслью я заканчиваю своё письмо.

Желаю Вам успехов и надеюсь встретиться с Вами, когда наступят более светлые дни.

Со всем моим уважением,

Збигнев Буяк.

 

Ответ Владимира Буковского.

14 августа 1984 г.

Уважаемый Збигнев,

Спасибо за то, что сообщили мне, что моя книга вышла в Польше. Сейчас, более чем когда-либо раньше, я ощущаю себя участником польского сопротивления и горжусь этим. 

Я чувствовал нечто подобное несколько лет назад, когда узнал, что некто с той же фамилией, что и моя (возможно, дальний родственник) проголосовал на сессии Сейма за отмену военного положения. Потому что, на самом деле, мы все в какой-то степени одна семья, хотя бы по сходству наших судеб и наших характеров. Вне зависимости от нашей национальности и нашего возраста, все мы родились в Будапеште, ходили в школу в Праге, стали взрослыми в советских концлагерях и достигли зрелости в портах Гданьска. Наш опыт непрерывен, и процесс, в котором мы участвуем, необратим, точно так же как процесс создания общей организации также необратим. 

Трудно судить, насколько наш московский опыт может быть полезен вам в практическом смысле. Естественно, всегда важно знать, что в соседней камере находится кто-то живой. Но ваши проблемы на данный момент гораздо шире и более разнообразны, чем те, которые нам приходилось решать раннее. В сегодняшнем коммунистическом мире Польша -- единственная страна, в которой сопротивление действительно распоространено среди всех людей, и мы можем у вас поучиться. 

Фактически, всё, чего мы смогли достичь за четверть века отчаянных усилий, это показать, что в советских условиях возможно одержать моральную победу и остаться человеком. Прежде всего, то что необходимо сделать -- это одержать победу над самим собой, потому что, по моему глубокому убеждению, у нас всегда есть свобода выбора, даже в тюрьме, и никто не может найти себе оправдания, если не желает воспользоваться этой свободой выбора. Не является ли это началом начал?

Тем не менее, грустно, что внезапное осознание человеком этого простого факта обычно рассматривается как свидетельство его героизма, а не нормальной реакцией. Не по этой ли причине наши успехи продолжают оставаться такими скромными?

И я думаю, что это также является причиной, по которой предубеждения и стереотипы, о которых Вы говорите, настолько сильны. Потому что они тоже являются всего лишь самооправданием. 

 

Каждый из нас прекрасно знает в глубине души, что коммунизм, прежде всего, -- это оккупация самих себя, и что он не может существовать без нашего содействия, даже если это формальное содействие. 

В этом отношении русские не лучше и не хуже остальных. Мы просто оказались первыми, по кому пришёлся этот удар -- и, я думаю, самый сильный удрар -- последствия которого мало кто в то время мог предугадать. У наших отцов ещё не было перед глазами примеров Колымы и Камбоджи. Понадобились десятки лет террора, десятки миллионов людей, погибших в ГУЛАГе, прежде чем мы, их дети, осознали, что огромные преступления начинаются с маленьких обещаний.

Теперь, когда я успел пожить в разных странах свободного мира, я понял, что здесь тоже хватает мыслителей с туманом в голове, что подлецов достаточно везде, и что в каждом человеке живёт и раб, и хозяин, и, как правило, раба больше, чем хозяина. За исключением того, что мы на Востоке уже поняли и узнали много вещей, в то время как на Западе они ещё не успели всего узнать. Мы уже идём по пути восстановления, в то время как свободному миру, вероятно, предстоит пережить эту чуму двадцатого века (попросим бога о том, чтобы это была не такая сильная инфекция). И если, например, французским коммунистам простительно обнадёживать себя своими предвзятыми мнениями, веря в то, что их французский коммунизм будет лучше, чем польские, камбоджийские, кубинские, русские или китайские примеры (так как французы, естественно, более цивилизованы, чем все мы -- чехи, вьетнамцы, эфиопы, или никарагуанцы), то для нас дело обстоит не так.

Более того, мы не сможем продвинуться вперёд, пока не освободимся от этих предубеждений. Я уверен, что только осознав, что наша борьба -- это общая борьба, мы сможем навсегда освободиться. Только когда мы увидим этот невидимый фронт, простирающийся от польских портов до гор Афганистана, от джунглей Анголы и Никарагуа до эфиопской пустыни, от улиц и площадей западных столиц до уральских лагерей и кубинских тюрем, только тогда наши победы станут чем-то большим, чем победы духа. 

Поэтому я считаю "Послание к народам Восточной Европы" и "Декларацию по вопросам о национальных меньшинствах", принятые на конгрессе депутатов "Солидарности", воистину историческими документами, которые говорят о большой политической зрелости польского сопротивления. Не случайно эти документы вызвали большой страх среди советских людоедов, потому что они прекрасно понимают, где находится самое слабое звено в их цепочке управления.

По той же причине полтора года назад мы учредили организацию Resistance International, которая объединяет 26 успешно работающих движений сопротивления в разных коммунистических странах. Наши задачи очень сложны и наши цели кажутся недостижимыми. Но много раз мы видели, что только прорвавшись за границы невозможного можно получить результаты. 

Сегодня, когда всё больше и больше плохих новостей приходит из Москвы, когда мы начинаем думать, что кроме Сахарова никого там не осталось, и когда он сам находится под угрозой уничтожения, я часто думаю об Адаме Михнике, нашем общем друге. Однажды в Париже, незадолго до того как ехать в Польшу, он искренне поинтересовался у меня: "Скажи мне честно, между нами, много ли диссидентов в Советском Союзе?"

"Достаточно", -- уклончиво ответил я. 

"В Польше очень мало, их почти нет", -- с грустью сказал мне Адам. И, помолчав, добавил: "Все там такие конформисты". 

Этот разговор произошёл в конце 1977 года, за три года до появления "Солидарности" с её миллионами членов.

Поэтому я думаю, что "более светлые дни", о которых Вы пишете, настанут гораздо раньше, чем мы сегодня думаем. И затем, в свободной Польше, мы наконец-то сможем поговорить, Вы и я, и не только о политике. Более того, это письмо посвящено не только ей.

Я желаю Вам и Вашим друзьям новых успехов в каждую новую годовщину "Солидарности". 

С большим уважением,

Владимир Буковский.


Перевод с английского Алисы Ордабай.

Источник:  Andrei Sakharov and Peace, Kontinent Verlag GmbH, 1985.

Boekovski1987.jpg

Vladimir Bukovsky seminal 1984 essay on Russian government's propaganda and subversion strategies.

Peace as a Political Weapon

NinaI.jpg

Ludmilla Thorne reports from Vladimir Bukovsky's first post-exchange residence in Switzerland.

Mother Courage

delaunay.jpg

Vadim Delaunay writes in verse to his friend Vladimir Bukovsky following their 1967 trial.

Vadim Delaunay

krasnov.jpg

Anatoly Krasnov-Levitin writes about Vladimir Bukovsky in a heartfelt essay following Bukovsky's 1971 trial. 

Anatoly Krasnov-Levitin

Kontinent[6913].jpg

Vladimir Bukovsky warns against censorship in his 1976 letter to Radio Liberty / Radio Free Europe.

Radio Liberty and Censorship

Frolov.jpg

Vladimir Bukovsky's foreword to Andrei and Lois Frolovs' book Against the Odds: A True American-Soviet Love Story.

The Frolovs

kaminskaya.jpg

Dina Kaminskaya

Vladimir Bukovsky's lawyer Dina Kaminskaya remembers his 1967 trial in her memoires.

korchnoi.jpg

Victor Krochnoi

Vladimir Bukovsky's foreword to chess master Victor Krochnoi's autobiography.

bells.jpg

The Bell Ringer

Vladimir Bukovsky's short story published in Grani magazine in 1967.

pacifists2.jpg

Vladimir Bukovsky's 1982 essay on the USSR-inspired peace movement sweeping over the West.

Pacifists Against Peace

VBBirthday.jpg

Vladimir Bukovsky's obituary written by Alissa Ordabai.

Alissa Ordabai on Vladimir Bukovsky

svirsky.jpg

Grigory Svirsky remembers Vladimir Bukovsky and Victor Feinberg.

Grigory Svirksy

© Copyright
bottom of page