top of page

Валентин Соколов

 

Дорогая, сделай, сделай

Ночь подобьем вьюги белой

Пляшут люди-колдуны

Когда в землю кол луны

Пусть звучит она без слов

Песня белых лепестков

В голубых осколках сна

Ветер, звёзды и луна

И рукам светло и колко

В огневом струенье шёлка

Чёрным вихрем огневым

Ночь прильнёт к цветам живым.

1962

* * *

Милая – осколок неба,

Зеркало моё туманное

Меж холодных злых зеркал

Профиль мой весь день мелькал

Милая – осколок неба,

Как мне тихо в тепло

Ночи чёрное стекло

Брать из рук твоих

Ночи чёрное стекло

Если даже упадёт

На цветы в ветви сада

Всё равно не разобьётся

В этой черной тишине

До утра скользить луне

Милая, осколок неба...

1962

* * *

Я искал тебя в тебе

Так, как ищут неба в небе

Ты была и человек

И прекрасный белый лебедь

Ночь и солнце

Зной и снег

В каждой женщине тупик

Солнце юного лица

Спит

Оно не греет

Я искал в тебе сестру

Шёл к погасшему костру

Трепетал едва коснувшись

Храма тела твоего

Нёс тебя к себе глазами

От тебя едва очнувшись.

В каждой женщине – тупик

Солнце юного лица

Спит.

1962

* * *

Я хочу найти в тебе пути,

По которым мне идти к тебе

Будут бури и гроза и дым

В чёрном небе голубым глазам

Как мне дороги твой рот и взгляд!

Я открою в тебе сад красот

И я вижу облик свой в твоём,

Когда ночью мы вдвоём с тобой

1960-е

* * *

Люблю седых

И ненавижу юных

Я не монах – я сам грешу

Но я не дам плясать греху

На обнажённых взгляду струнах

Моя гитара говорит

О тёплых чувственных касаньях

Но хор откуда? – голосами

Черниц и ангелов звенит.

1961

* * *

Комната срежет

Зеркальным наклоном

Часть от безмерного

И заточит.

Сердце моё тревожное,

Сердце моё больное

В сердце твоё стучит.

1960-е

* * *

Из леса

Навстречу мне

Листья просыпались...

Приходят в мой сон небеса.

Из леса

Навстречу мне

Листья просыпались...

Рассыпались

Птичьи глухие в ночи голоса...

Я чёрная птица,

Я выкрашен пальцами ночи.

Я чёрная птица,

Привыкшая плакать в ночи...

На чёрные лица

Луна, как наездница, вскочит

И узкими тенями

Женщины входят в мужчин...

1960-е

* * *

Проходишь женщину насквозь.

Она, как жизнь, прозрачна и длинна.

И только пепла, пепла горсть –

Руками с выжженного дна.

Проходишь женщину, спеша

Глаза в иное окунуть,

И вырывается душа

Из тела

В вечный Млечный Путь.

1960-е

* * *

Руки жаркие скользят

Ночь за окнами скользит

Этот час – как острый меч

Мне тебя не уберечь

Эта ночь грозит остаться

Роковым итогом встреч

Над твоим повис порогом

Этот час, как острый меч

Перед смертью нам обняться надо

Завтра будут внове

И глаза твои, и брови

Перед смертью нам обняться надо.

Завтра будут внове

Твои губы в горьком слове...

1962

* * *

У маленьких женщин

Большие желания:

Стать тише, стать меньше»

Нежней и желаннее.

1960-е

* * *

Ночью звездам розовым

Нет числа.

Рад я телом бронзовым

Ваши радовать тела.

Мои руки – как источник

С родниковою водой.

Вот и стал я вам у ночи

Самой розовой звездой.

1962

* * *

Вы меня обидели

Телом обнажённым.

В тихие обители

Буйным глазом вкатываюсь,

Голубым своим лицом

В чёрный цвет заматываюсь.

Телом обнажённым

Вы меня убили,

Мне в лицо нацеливали,

Как рогатку, голых ног

Треугольник.

Я не мог

Храм построить на постели.

И смыкалась бахрома

Ночи

С чёрной бахромой

Сердца –

Миг сойти с ума.

Чёрный мягкий бархат сердца.

Ночь – волшебный бархат мой!

1962

* * *

Руки движеньем,

Глаз сверканьем

Я жив ещё

Я, ставший камнем

От издёвки

Той белой девы,

Что страхом давит.

Её истома

На всём скользящем

Стать тихой сказкой

В холодном доме

У белой девы

В глазах огромных

Так много солнца,

Так много ночи

1960-е

* * *

Ночь расставит нам ловушки,

Ткани чёрные расстелет

Ловит нас капкан подушки

В лоб квадратом белым целит

У ночей мильон уловок

Перекрасить в чёрный цвет

Ваши розовые губы

И состарить на сто лет

На столе луна в графине

Лезут луны по стене

И серебряные струны

Прорезаются во мне

1960-е

* * *

Ярче губы выкраси

Крошку счастья выпроси

Жизнь нас скоро выбросит –

За борт грязный труп! –

Синим цветом выкрасит

Смерть цветочек губ.

Жадный червь нас точит

А у ночи, ах у ночи, ах у ночи

Твои ноги чьё-то сердце топчут,

Чья-то кровь у твоих ног течёт,

Соловей в твоём саду поёт.

Твои губы злые речи шепчут.

Твои руки обнимают крепче,

Но приходит в этот чёрный смерч

Призрак белый, призрак белый – смерть.

Проходите, вот вам стул,

А мне стол

Вы вошли, а я уснул,

Ушёл.

Вы вошли, а я весну

Нашёл

И плеснулись мои мысли

За зелёный шёлк –

К тихим тайнам прикоснулись

И на дно бездонной ночи

Уплыла душа

Из холодного стекла

Лоб и пальцы ваши.

А у ночи, ах у ночи, ах у ночи

Кто-то снова крошку счастья просит

К чёрту зеркало – как зло оно пророчит

Жарким летом, буйным летом – осень.

1962

* * *

Просто я устал, устал,

Отдохнуть мне не мешало б.

Каждый день тягучих жалоб

На устах не меньше ста.

Ты легко привыкла жалить

Я тебя жалеть привык.

Жизнь моя – скользящий лебедь

Чёрным озером печали.

Ты пришла ко мне на миг.

Ты пришла ко мне затем,

Чтобы сердце-динамит

Не взорвалось в высоте.

И мои слова о небе

Для тебя не прозвучали.

Жизнь моя – скользящий лебедь

Чёрным озером печали.

Ты его не остановишь –

И не надо – этот плен

Тень крыла

И пятна крови

В белизну твоих колен

1962

* * *

У волос белых,

У волос льняных

Проходил мой тихий час

В радостях земных.

Но и было что-то свыше

В том, как ты вела

Речь.

Её почти не слышишь,

Речь.

Она тиха была.

И бежала мысль о ночи

И о всякой наготе

Прочь.

На очень тихой ноте

Мы причастны высоте.

У волос белых,

У волос льняных

Проходил мой тихий час

В радостях земных

1962

* * *

А ещё острова,

На которых сгореть

В самых тихих словах –

Смерть

Становится тихой

Красавицы речь

Мне серебряной урной

К ногам твоим лечь

Ты меня похоронишь

На тех островах,

Где струится в ладони

Голубая трава

1960-е

* * *

Натыкаясь на преграды,

В воздухе немало их,

Вы, ломая свои крылья,

Падали на мостовую.

Натыкаясь на преграды,

Шли в ночах любить друг друга

И, смеясь, несли глазами

Голубой огонь печали

Это всё от недомолвок

Виноваты ваши руки

И глаза – они не могут

Подарить любимой небо.

Проходя по вашим улицам,

Натыкаюсь на преграды

Из пластмассы и бетона,

Из стекла и безразличья.

Проходя по вашим улицам,

Я готов дарить цветами

Всех вас – бедных и богатых,

Потерявших веру в солнце

1962

* * *

Из дыма в дым,

Из дома в дом

Искать звезды

Во лбу твоём

Я отсекал

Себя от вас,

Себя отсечь

От страшных глаз

О восхожденье

По кривой

Тяжёлый меч

Над головой

Из дыма в дым,

Из дома в дом

Искать звёзды

Во лбу твоём

1960-е

* * *

О, пожалуйста, пожар

Голубыми языками

Обожги, о госпожа

Жизнь с кровавыми руками

И любви тяжёлый искус

Когда падаешь, когда

С комариным тонким писком

Умирают города

О, пожалуйста, пожар,

Обожги меня–обжёг

Холод финского ножа

И куда две птицы ног

Полетели умирать?

1960-е

* * *

Плетью стегать не надо.

Платье

Застёгивать не торопясь.

На обращённой к солнцу дороге –

Жизнь.

Уходя а этот желтый каскад,

Жалостью жалить не надо.

Как в сад,

Взглядом в цветение взгляда.

Ночью

Ветви

Под нами так мягко сплелись.

Жалостью жалить не надо.

Ветер.

Жизнь.

Тёплые сумерки сада.

1963

* * *

Изгиб,

Ещё изгиб

Судьбы,

И ты погиб.

Звезда во лбу, как чаша

Сверканье внутрь и – вне.

И лодками ладони

Тонули в тишине.

Крыло, ещё крыло,

И птицы бурей белой

Вторгаются во тьму.

О, ливень белых крыл!

Удар, ещё удар! –

И дрогнули ресницы,

И стало царством ночи

Слиянье чёрных сил.

На склонах на покатых,

Кривых цветами течь.

Я слушаю склонённых

Берёз родную речь.

1963

* * *

И ночь неизмерима

Её лицо черней

Моих сказаний чёрных,

Моих сказаний грустных

Чужие злые лица

Стоят перед глазами

Ты продлён в оба края –

Догореть, доиграть

Роль свою до конца

Невеселую роль

Ты продлён в оба края

Тихой сказкой лица

Лицо неизмеримо,

Когда оно горит

Глаза – два чёрных дыма –

Кричат

Твои глаза, любимая,

Так сумрачно молчат

1960-е

* * *

Нет ничего страшнее,

Когда она и он

И чёрное оно

Накренилось в окно

Нет ничего страшнее

1960-е

* * *

Всё так ясно,

Так ясно,

Так ярко.

Часы –

Как большая хрустальная чаша.

Всё так ясно,

Так явно,

Так ярко.

Чеши

Вас насмешкой,

Любуйся на ваше

Голое,

Гордое,

Годное

Плотью вонзаться в плоть.

А сердцу, налитому солнцем,

На розовых спинах взорваться.

Всё так ясно,

Явно и ярко...

1963

* * *

Я врезан

Во что-то очень грубое.

Я и железо,

Железо и губы.

Ползу

По какому-то чёрному полозу.

В слезу

По какому-то чёрному голосу.

Вхожу к устремлённым к любви голосам.

Я – сам,

Я – сад,

Я – мир.

Головами

Мы все в чёрный омут срослись.

Голосами

Приветствуем жизнь на толкучке.

Толк в тучах какой,

Если дождь не звенит?

Даждь нам днесь

На ракетах взметнуться в зенит.

Ползу

По какому-то чёрному полозу.

В слезу

По какому-то чёрному голосу.

Нахожу себя в чёрном лесу.

Я – сам,

Я – сад,

Я – мир.

1963

* * *

В отточиях

Чёрных, поставленных ночью,–

Страшно –

Любимая тайной страшна.

Тихо

Проходит ступенями лестниц

Леда,

И крыльями белыми лебедь

Её обнимает...

1963

* * *

Нет, не зря мы время длим

Сердце с нищими делим

Это только кажется,

Что ничего не делаем

Раньше всех я спать ложусь

Лёг – и сразу Бухара

В золотое ухожу

До утра

На голубом

Небе висну голубем

Я во сне приду к тебе

Ласковым и голым

Нет, не зря мы время длим

1960-е

* * *

За чёрный свет, не за зелёный

Я отойду стоять до срока.

Вы мне казались перевёрнутыми

Ногами к зеркалу привинченными.

Я шёл в разъятье человека

За ароматами клубничными.

Мне женщина казалась лесом –

О запах плесени и хвои!

В прозрачном чистом царстве песни

Любуюсь женщиной живой.

1963

* * *

Ножки, словно ножики,–

Плазму дня разрезать.

Стали мои ноженьки

Танцевать не так.

За столом окна расцвёл

Ночи чёрный мак.

Ночи чёрный окоём

Женщин маленьких раздел.

Пусть ныряют туфельки,

Как золотые лодочки,

В тихом море сна...

Настежь я открою двери

В ночь твою, весна.

1963

* * *

Поезд, как встал на дыбы,

Так и застыл на сто лет.

Как голубые гробы,

Бутылки стоят на столе.

Часы на стене стоят,

Маятник немо обвис.

Мой ускользающий взгляд

Взглядом твоим обвит.

И опускается диск

Чёрный, на части дробя

Время, чтоб бросить тебе

Утром пустую тебя.

Не уходи! Уходи!

Не принимай! Принимай!

Воздух сиренево дик.

Значит, за окнами май.

1963

* * *

Какое наслажденье бить

По тем, в тебе невидимым!

Какое наслажденье быть

Тобою ненавидимым!

Огня не хватит, чтобы сжечь

В тебе тебя и их.

Ты хочешь ночи – будет ночь

В раскатах громовых.

У молнии в слепых размахах

Сверкнут белёсые глаза,

И изумрудом засверкает

Твоя холодная слеза.

Какое наслажденье бить

По тем, почти неуловимым!

Какое наслажденье быть

Тобой ни капли не любимым!

1963

* * *

Одно я знаю, одно:

Когда тебя рисовать –

Окно начинает в окно

Стеклянные руки совать

И звук превращается в шар,

И шар превращается в ночь,

И чёрное пламя вращается –

Тебе раздеваться помочь

Одно я знаю, одно:

Что бить тебя по щекам –

Не значит, на чёрное дно

Катиться по чёрным шелкам

Раздетую, груди острые,

Беру, и скользят берега

Раздетую, груди острые –

Целую – живого врага

1963

* * *

Среди жадных дьяволиц –

Ах, люблю нагие ноги!–

Исписал мильон страниц

О дороге, о цветах

О таинственных устах

И о белой вьюге

Влюбился я в холод

Люблю белый цвет

Уже я не молод

Не хвастаюсь силой

И всё же я солнце

Глазам моей милой

Родными руками

Я ночью согрет

Среди жадных дьяволиц

Нетрудно растратиться

Как дни мои катятся .

Среди гор громадных

Как легко дробится мир

В глазах моих жадных

1960-е

* * *

Ты только с поверхности гордая,

А там, в глубине, смущена.

На каменной паперти города

Душа твоя не прощена.

Освещена она синими

Бликами мёртвых витрин.

И солнышко женского имени

Затеряно в холоде льдин.

Льдины плывут по улицам:

В шляпах, в картузах, в платках,

И только одна ты, умница,

Асфальту – цветенье цветка.

И только одна ты, одна ты,

Богатая на тона,

Как маленький ангел крылатый,

А против тебя горбатый

Каменный сатана.

Город огромный против.

И странно видеть войну

Маленькой капельки плоти:

Локоны, ручки и ротик –

Восставшей на сатану.

И каменной обезьяне

Никак тебя не стереть:

Цветок не стареет, не вянет,

Цветок никогда не канет

В тупое понятие «смерть».

И ты на безжизненном камне,

В раскалённом неоновом пламени –

Бессмертия хрупкий росток.

Ты, моя милая,– храм мне,

Ты – мой любимый цветок.

1960-е

* * *
 

Ночью,

Когда ты один совершенно,

Сцена сердца пуста.

Город стены возводит

У самого носа.

Косо

1960-е

* * *

Уйдём мы с тобою в леса

Я сам уведу тебя сонную

В бездонную синюю-синюю

Скинию к чудесам

На линии жизни длящейся,

Льющейся в бесконечное

Я вижу тебя молящейся,

Юной, красивой, вечною

И сам я молящийся инок

Другой я, но тоже цветок

Цветок в эти синие вина

Небес

В голубой платок

Небес

В голубую лавину

Небес

Золотой цветок

На чёрной картине ночи

Я тоже иначе выгляжу

Мечты как платок выглажу,

Красивый на темя платочек

И время из чёрных точек,

Качнувшись, уйдёт за межу

Очнувшись, я песню сложу

Очнувшись, я просто скажу

О том, как красив твой рот

О том, как красив твой взгляд

О взрыв луны!

О молчание света!

С высот

В наш сад

Звездопад,

Звездомёт

О песнь тишины!

Как волшебно ты спета!

И нет запрета

У нас на свет

В наш сад

И нет секретов у лета от нас

Нет секретов у неба от вас

Уйдём мы с тобою в леса

Я сам уведу тебя сонную

В бездонную синюю-синюю

Скинию к чудесам

1960-е

* * *

Голову нагнув,

Стать упрямым быком

Я в тебя шагну

Житъ

Мне хватит простора

В сердце жадном твоём

Мы не раз отчуждались

От себя и других

На дорогах, ведущих

К концу

Ночи чёрную книгу

Приближали к лицу

Прочитать

И пророчили

Гибель

Только бы вечность пророчить

У солнца

В горячем и жёлтом мгновенье –

Начало и стать

Стать огромным и малым

У смерти –

Неистовый света родник

Тоскуют по солнцу

Твои обожжённые руки,

И кажется снятым

Мгновенье с подтёками тьмы,

Когда в твоём сердце

Весёлое пламя бушует

1960-е

* * *

Хочется эпического

Медленного, медленного

Девушка симпатичная

День погожий, ведреный

Лес чтоб зелен был,

Не просто зелен, а тьма

Зелёная – буйство сил

Зелёных, сводящих с ума

Хочется повисших

Крыл, как сон ребёнка

Сон ребёнка – сил

Румяных прелесть тонкая

И не хочется этих

Чёрных с отсветом алым,

Что как плети, как плети

Гонят нас по вокзалам

1960-е

* * *

Если женщину берут на час,

Если сердце её жгут в ночах,

То ложится этот грех

На всех.

Ночи чёрное лицо кривится...

Ты уходишь не одна на дно:

Всё пронизано одним огнём!

1960-е

* * *

Облетит помада пылью

Красной на пол, на пол, на пол

И увянет твоё тело

Жить устанет

И устанут твои руки

В тёплой нежиться реке

Облетит помада пылью

Красной на пол, на пол, на пол

И теперь наполовину

Ты и здесь а там

Там, где сыплют на пол, на пол

Белые цветы

Мы всегда наполовину

Здесь и там

Там, где трогают руками

Тайну высоты

1960-е

* * *

Нам перемежаться

Пласт на пласт

Кто свою нежность

Просто так отдаст?

Ставни закрыты плотно

Ночь серебром звенит

Тихо-тихо

Рядом любимая спит

Я открою ставни

Пусть войдёт луна

В комнату

И станет

Серебряной тишина

1960-е

БЕЛЫЙ ГОЛУБЬ

ПОЭМА

Шёл к вам, любви ожидаючи

Думалось: вот она, жданная

В звон филигранно хрустальный

Даль рисовалась стеклянная

Даль голубая, обманная

В спальной

С красивого торса

Так,

Для фальшивого форса

Сняли одежды комочек

Путь к отступленью отрезали

И, запрокинувшись косами,

Пошленькой страсти цветочек

Влили в холодные лезвия –

Лезвия взглядов скрещённых,

Взглядов уже развращённых,

Взглядов порабощавших,

Живших в давно уже бывших

Взглядов ничуть не любивших

И никого не прощавших

Ах, ну какая ж вы голая,

Круглая статуя белая,

Женщина вы невесёлая,

Милая, тёплая, смелая

Дайте-ка мне вашу голову

Мне, откровенному, голому,

Вашу красивую голову.

В это слепое горение

Дам я вам белого голубя –

Белую птицу смирения –

В ваше слепое горение

Годы, как льдинки, растаяли

Годы нас мало состарили

Нынче, когда снова встретил вас,

Ваша улыбка усталая

В новом предстала мне свете

Комната та же и вещи те

Вы же такая порывная,

Так некрасиво клевещете

На окрылённую, нежную,

Ту непонятную,

Прежнюю

Стал воплощением лени я

В это, такое холодное

Влил я слепое желание

Сильное, злое, голодное,

Неутомимое...

Мимо я шёл

И не видел вас, прежнюю

Нежную,

Любимую

Руки узнал те же самые,

Только какие-то робкие

Так же играл волосами я

Щёлк их струился короткими

Волнами-водопадами

Всё было так, как и надо мне

Только не новому, ставшему

Сильным таким и безжалостным,–

Прежнему,

Очень уставшему

Милая, это ль желалось нам?

Жаждалось, грезилось это ли?

Это ль даю я вам, девочка,

Злыми объятьями грубыми?

Слышите? Даёте, верните мне–

Мне, откровения полному,

Смятому нетерпением,

Злому, голодному, голому –

Помните? – белого голубя

Дар мой вам – белого голубя –

Белую птицу смирения!

1960-е

* * *

Попробуй меня срезать

Ревущим кольцом плоскостей.

Лицо

Не уничтожить желеэом.

От удара

Я вырастаю в бок другой...

1965

* * *

Я доволен тем, что видел.

Правда, было много стен,

Но они мне не мешали

Видеть небо.

Я доволен

Тихим звоном колоколен

С голубых небесных сцен.

Это был прозрачный час наш

И туманный час для них.

Вот и ты глазами гаснешь

Между тихих и несчастных.

А какое было пламя!

Почему все так дробится,

Как вода в колёсах мельниц?..

В этом вихре рук и ног

Нелегко не заблудиться,

Но луна мне – жёлтый посох

В голубую твердь дорог.

Я доволен тем, что видел.

Правда, было много стен,

Но они мне не мешали

Видеть небо.

1960-е

* * *

Огромный парус заката

Растаял на ярусах крыш,

Оставил на небесах

Розовые подтёки,

И ночь, словно чёрный факел,

Внесли из глубоких ниш.

Чёрный факел во мраке.

Чёрный свет одиноким.

И воздух слоями в слои

И движим, и недвижим.

Город, уснувший на ложе

Тёплом из камня и пыли.

Ночь прописала стёклам

Блещущий лунный режим.

В тёмные окна твои –

Свет золотой в изобилье.

1960

* * *

Луну помножив на луну

И сумму получив,

Поймёшь, какие в тишину

Ночные льют лучи.

И, тишину на тишину

Помножив, ты поймёшь,

В какую тихую весну

Ты, маленький, идёшь.

И среди этих сумм ты сам

Почти что невесом,

Огромным тёмным небесам

Смешной весёлый гном.

Леплей, 29.4.60

* * *

День – огромною жар-птицей.

Город – волн далёкий всплеск.

День несёт на тонкой спице

Острый, острый, острый блеск.

И ростральною колонной

От глубин до дна глубин

Город – сонный исполин –

Тишиной пронизан тронной.

А когда домов ряды

Станут вымытыми светом,

Небесами голубыми –

Ночи чёрные следы,

И тогда над каждым прудом

Небо высверлит звезда.

Золотым тяжёлым чудом

Станет сонная вода.

Звёзды страстными глазами

Станут лицам площадей.

Сон – лукавый чародей –

Прикасается к ресницам.

И тогда далёким знаком

Станет день. Луны волна

Золотыми вьёт цветами

Голубое ложе сна

1960

* * *

Мне слышны колокола –

Те, что многим не слышны.

Слишком много, слишком много

Тишины

И рядом, около

Белой ночи и луны.

Есть бродяге в свете лунном

Зов серебряных знамён.

Там, на венчиках цветов,

Ночи чёрный трон

В золотых бубенчиках.

Сердцем к улице пришит

Мальчик из папье-маше.

Вижу: копит лунный свет

Золотой пожар души.

1961

* * *

Когда сон тебя пробьёт

Голубым копьём навылет.

Ты истомой сердца вылит

В тайный знак, игру и стимул

Голубым гореть огнём.

Голубыми языками

Из ресниц у спящего

Встанет сон – в лесу ресниц

Прячет ромбы ящер.

И горят огни у рампы

Год, столетье, час ли? –

Спят глаза – две синих лампы

До зари погасли.

И танцует куколка

Здесь и рядом где-то.

Утро брызнет с потолка

Жёлтой каплей света.

Сон – огонь, но явь огнистей.

Обгорит росой рука,

Когда ты в цветы и листья

Входишь – щёки сном горят

В сумраке лесном.

1961

* * *

Озираясь на ходу,

Прибавляя ходу

Ясно вижу: небо радо

Стать добычей взгляда.

Очень рады города

Жить весёлыми следами.

Я любуюсь милыми

Их чертами каменными.

И вмещая дом за домом

В сердце пламенном своём,

Я молюсь им, как иконам,

Этим смыслам каменным.

А в плену глубокой грусти

Сон глубок, как омут.

Приближаюсь к небесам

Кубиками комнат.

И руками тёплыми

Я касаюсь чьих-то век,

Ароматами и звуками

Опьянённый человек.

1961

* * *

Каждый что-то напишет,

И каждому свой костюм.

Все мы с тревогой спешим

На выстрелы, свет и шум.

Все мы живём дорогой.

Но очень уж дорог мне

В черном окладе ночи

Блеск драгоценных камней,

Руки невинных девчонок,

Снов голубые льды,

Тени в костюмах чёрных,

И города, и сады...

1960

* * *

Я сражён, я не могу

Больше

Поклонись, моя душа,

Богу

Я всего лишь человек

Человеку

Нужно пламя

Отогреть руки

Нужно солнце каждый день

Видеть  

Человек меж синих льдин

Ходит

Высота течёт глазами

Моими

Я затерян в тёмных контурах

Ночи.

1961

* * *

Человек порывист

И высокомерен,

В глубине зрачка испуг,

Сзади тьма, и пальцы рук

Если нога твоя в лапоть обута,

А руки привыкли лапать и мять,

Сломанным стеблем хрустнет минута

Золото медной монетой менять.

От неба не спрячешь,

Не спрячешься, нет.

Не надо, не плачь.

У неистовой ночи

Нет тихого сада.

О розовый свет

Уютных гостинных.

Сжигающий очи!

1960-е

* * *

Мальчики балуются:

Рисуют угольком картинки,

С девчонками целуются  

В тёмных уголках.

Девчонки у нас –

Девочки с огоньком:

Любят кушать сладкое

И ходить в шелках.

Ну и ходите! Кто же,

Кто же вам не даёт?

Девочки с бархатной кожей

Учатся в институтах.

Ночь моя – чёрный бархат мой! –

Там соловей поёт.

Грустному сердцу лечится

В вымытых светом минутах.

1961

* * *

Золотая лампада луны.

Золотой ободок тишины.

И, тяжёлыми ветками сжат

В одно целое, грезит мой сад.

На зелёной ладони листа

Неподвижно стоит высота.

Только звёзды – глаза высоты

Очень грустно глядят на цветы.

Золотой ободок тишины.

Золотая лампада луны.

1960-е

* * *

Снобом стал, златым снопом.

Стих созрел для жатвы.

Выпускайте жатки

Из разжатых рук.

И да здравствует братва,

На столах широких водка

И обильная жратва!

Снобом стал. На куполах

Золотых ночуют птицы.

Не пристало мне скучать.

В чёрный звонкий бубен ночи

Кулаком моим стучать.

Свой стакан опустошив,

Дам уплыть ему пустому

В ту зелёную истому,

Что плеснула из души.

Снобом стал... На куполах

Золотых ночуют птицы.

Я б хотел стать чёрным глянцем

Поутру на их крылах.

1962

* * *

Так и льнёт вагон к вагону,

К человеку человек.

На дороге

Ночи чёрную корону

Ты на голову надень.

Надоел нам шумный день

На дороге.

На дорогу тень ложится

Рук и ног крестом.

Очень много значит жест

На дороге.

По ночам бродяга плачет

И целует звёздный крест.

Человек встречает Бога

На дороге.

Сапогами сбитыми

Пыль и грязь месить.

Серебром врачует боль

Месяц.

Женщина вам встретится

Счастья попросить.

Встречу вам сплывёт с лица

Месяц.

И когда кольцо дорог

До небес докатится,

Пусть скользит в твой смертный час

Месяц.

Дорог этот жёлтый гость –

Тихий царь ночных дорог.

В полевых уснул цветах

Месяц.

На дорогу тень ложится

Рук и ног крестом.

Очень много значит жест

На дороге.

По ночам бродяга плачет

И целует звёздный крест.

Человек встречает Бога

На дороге.

1962

* * *

Как мы все жадны, как грязно

Всё вокруг – болит душа!

Весело мне, весело мне

Одному бродить по свету,

Находить под каждым камнем

Ночи чёрные останки

И смеяться над находкой,

Если это ваше сердце.

На путях моих, сверкающих

Драгоценными каменьями,

Вьётся в небо след кровавый,

След кровавый – красный штопор.

Тело станет невесомым –

Голубых глубин коснуться.

Каждый мудрый небом лечит

Кровью брызжущие раны.

1962

* * *

Так всегда, так от века

Кто-то ищет ответа

И уходит от ветра

В душных спальнях остаться,

Но не вырвать из сердца

Соловьиного лета:

Сад живёт в человеке

Белым цветом акаций.

Там качаются тросы,

Там свергаются троны,

Там свиваются тропы

В голубое кольцо.

Ночи в ,чёрные кольца

Кто-то прыгнуть старается,

За упавшие локоны

Кто-то прячет лицо.

1962

* * *

Драгоценные перстни.

На перстах моих сон,

На цветах моих сон,

На устах моих сон,–

У высоких колонн

Тает тонкая дымка.

Там стоит невидимка

У высоких колонн.

Утра розовый знак

Таи по чёрному фону.

Как маяк, как маяк

Моряку

Протяни свои руки

Взять у ночи корону

И вели, человеку

Поклоняться цветку.

Драгоценные перстни.

На перстах моих сон.

В этой сказочной  Персии

Ждёт меня персиянка.

Накрывайте же, персы,

Стол на триста персон,

В хрустали наливайте

Голубое сияние.

Утра розовый знак

Наплывает из мрака

И мерцает маяк

Моряку.

Сов у матовых век.

Два таинственных знака.

Сон, вели человеку

Поклониться цветку.

1962

* * *

Все мы одними богами богаты.

Так почему же враги мы?

Тёмною ночью точим ножи.

Все мы, одними богами любимы,

Стали сегодня врагами.

В комнате тёмной икона

Стала мне светлым окном.

В небо вбегаю с разгона,

В солнечный окоём.

В комнате тёмной икона

В жёлтом мерцанье лампад.

В небо вбегаю с разгона,

Небу молитвенно рад.

А на земле по следу

Шедшего снегом огня

Враг мой пытливо исследует

Умершего меня.

1962

* * *

Здравствуй, ветер-ветерок,

Здравствуйте, леса мои!

Я бы вас и раньше встретил,

Но не мог –

Гнал меня между домов

Красный ветер.

Расстоянье дом от дома

Так невелико,

Но лягут каменные тени

На лицо,

Встанут призраками улицы

У лица,

Давят каменные грани

На ресницы.

А к тому же поиск друга,

Долог он и тщетен.

Как раскрутит красный пояс

Красный ветер,

Как закружатся дороги,

И кружишь ты сам,

На ходу теряя мужество

Вас любить, леса.

Здравствуй, ветер-ветерок!

Здравствуйте, леса мои! –

Я бы вас и раньше встретил,

Но не мог...

1962

* * *

Чистыми жемчужинами

Сердце перегружено,

Но, однако, место есть

В сердце и для грязи...

О, тяжёлый горький крест –

По ночам дымить махоркой

В самом сердце Азии!

В многоглазии людском,

В многоглаголании

Трудно грезить куполами золотыми.

Трудно чистыми сберечь

И глаза, и имя,

И дела, и речь.

Много легче – навзничь лечь

И плыть по течению,

Чем идти и терниям

Дать вонзаться в плоть.

Но когда на дне минуты

Раскрываются цветы,

Столько в их глазах печали,

Что и лунный свет печален...

В многоглазии людском,

В многоглаголании

Пролегла моя дорога

К Богу.

Перед небом моё тело

Голо.

Увенчает ли мне голову

Голубь?

1960-е

* * *

Вернулся я, долго я гнался

За тенями теми, что время

Моё осквернили и жили,

Как боли во мне прилив,

Оставил я поле, где пели

Метели и снегом пылила

И жаждали, чтобы согнулся,

Сломался...

1960-е

* * *

Чуть заметное смещение

Икон

И словно на ладони

Вся жизнь моя – и явь и сон.

Не раз менялось освещение

Поступков тех или иных

Встречались тени

На путях стальных

А воздух

Был преображён

В огонь

И крыл огромных трепет –

Мой сон,

А явь, как детский лепет...

1963

* * *

Какую предпочесть

Всем прочим?

Время есть

Стекают дни и ночи

На землю, словно в чашу

С тёплым молоком,

Стучатся в келью вашу

Лунным молотком

Время есть

Отойти и подумать,

Перед тем, как ввести тебя в терем

Войди

В день, в высокие жёлтые двери

Войди

На солнечные пятна

В лесу себя помножь,–

А вечером на ветви

Весёлый месяц сядет.

В звенящих тонко листьях

Серебряная дрожь...

1960-е

* * *

Меня похоронили.

Не рано ли в гробу

 По морю белому грести,

Светить звездой во лбу?

Пусти!

Пусти меня пожить!

Жизнь – счастье.

День и ночь

Ножи втыкать в лицо

И лица

Вытаскивать из моря лжи.

Меня похоронили

Так рано...

1964

* * *

Я вижу их втиснутыми

Меж воздушных слоев

Синих – повисли

Чёрные смерчи боёв.

Делать им, что ли, нечего,

Этим солдатам там,

Что до самого вечера

Кровью льют по цветам?

Я вижу их втиснутыми

Меж суровых слоев

Льдистых – слово

Чёрному вихрю боёв.

Делать им, что ли, нечего,

Этим солдатам там,

Что по самые плечи

В толще каменных ям?

Вижу их втиснутыми

Меж суровых слоев

Слов – повисли

Чёрные стрелы слов.

1964

* * *

Мне ваши лица – петли.

Повеситься второпях

Мне ваши губы пели

(И ваши губы – петли).

Мне ваши губы пели:

Мне умереть в цепях.

Мне ваше сердце – петля

Сказать сквозь красный цвет...

О этот красный-красный,

Кровавый бег комет!

Мне ваше сердце пело

 О вычурных кругах

Реки – такая белая

В высоких берегах

Течёт,

А в пальцах чёрных

Нож блещуще течёт,

И маятником злая ночь

Нас пополам сечёт.

Удары, удары

Тоски о бубен губ...

1963

*  * *

Шёл, говоришь, Христос впереди?

Нет.

Не было с ними Христа.

Нет.

Слышишь, как страшно хрипит

Высота?

Видишь, как лава стекает на крыши

Уснувших?

Разрешите провести

Небольшую параллель:

Стал в глазах моих цвести

Хмель,

А в твоих глазах цветёт

Холод.

«Нет Его!» – твой грязный рот

Говорит.

С каждым годом у холопа

Толще холка

И рубаха на холопе

Из тонкого шёлка...

1963

* * *

Тесновато. В тесноте не в обиде.

Темновато. Привык к темноте.

Кто вам чувство такое привил –

Слепоту прививать к слепоте?

Я, готовый всю жизнь привыкать,

Примыкать к этим формам привычным,

Не могу человеком приличным

Стать.

Глаза растеклись по щекам,

Как две синие лужи,

Рукам

Обязательно колокол нужен.

Пятипалой

Лапой сбираю картофель носов.

Мелькающий розовый профиль

Скользнул за засов,

Обретя, наконец, отраженье

В миллионах сердец...

Ты уснул. Ты глазами

Ушёл в глубину...

1963

* * *

Только грохнет каблуками

По железу крыш,

И пойдёт ловить руками...

Ночь, скажи нам, что ты ловишь

Там, под облаками?

1960-е

* * *

А гитара, как морзе,

Стонет и отстукивает.

Высоко, вверху, в грозе

Гитариста руки.

Струны перехлещутся

Через весь накат

Дня,

И станет вещим

Твой спокойный взгляд.

И пойдёт по проволоке

Женщина в грозу,

И подымет руки,

И выронит слезу...

И от скучной проповеди

Дня,

Себе не рад,

Я уйду по проволоке,

Льющейся назад.

А гитара, как морзе,

Стонет и отстукивает.

Высоко, вверху, в грозе

Гитариста руки...

1964

* * *

Звук пуст.

Нет в нём начала церковного,

Нет.

Как раньше песня звучала!

У новых

Осевших под тяжестью страшной ноги

Берегов,

Умерли песни вчерашние.

Лица

Теряют кайму и текут за пределы.–

Как убежать

Из сумасшедшего дома?

Странно,

Но я их сражаю десятками,

сотнями, просто

Как яблоки падают с яблони,

Яблоки с яблони,

Падают

Яблоки...

Зрелость приходит,

Она ежечасно

Во мне –

Тишина

И высокие синие звёзды...

1964

* * *

Говорят –

Роняют звуков бисер.

Горят,

Живут в речах твоих выси

Стеклянные,

Солнце огромное в стёклах.

Как пьяные,

Ходим мы в сумерках тёплых.

Слова

И движения рук, оплетённых

Словами,

Словами

Рождают влюблённых.

Лицо на лицо,

Словно венчик на венчик

Цветка –

Знал я руки

Неистовых женщин.

Войдут, разнесут,

Разметают.– Оставишь

На кончиках пальцев

Звучание клавиш,

Оставишь

Усталую в розовой нише

У ночи,

Оставишь

Поющую тише...

И, падая ниже

По белым ступеням

Рояля руками,–

По лицам, по теням,–

Кричишь, оставляя

Глаза свои в прошлом...

1964

* * *

Моё окно –

В меня и в мир.

Летучей тенью

Станет миг.

Скользит стена

В лучах луны

Услышать речи

Тишины.

Моё окно –

Стеклянный глаз

В волшебных снах

Увидеть вас.

Вот почему

Не любит тьма

Сползаться к дому

Моему.

1963

* * *

Я давно уже не здесь,

Я ни с кем не говорю.

У меня претензий нет

Целовать глаза и руки

Ваших дев.

Они страшны

Плотью розовой и жадной.

Я несу свои ладони

Вверх на поиск тишины.

Всех, готовых в разговоре

Утопить избыток сил,

Я зову подняться вверх

Тишиной огромной жить.

Говорят, что я бездомный

Пёс,

Что мой печален час.

Это ложь –

Не верьте глупым

Пересудам женщин глупых.

1963

* * *

Я в круг вписан,

А круг вращается,

Летит вниз он –

Только ветер свистит в ушах.

 Я люблю тебя, ветер!

Я опять заболел

Неприятием мира

И надолго забыл

О тебе, моя лира.

1963

* * *

Были чёрные овалы,

И на чёрном красных струй

Танец.– Чёрные овалы,

Буйный танец красных струй.

И окно, в меня накренясь,

Шло вторгаться в высоту.

Были звёздные высоты,

Были яблони в цвету

И стеклянный, лепестковый

Смерч,

И рук твоих кольцо,

И прозрачный привкус смерти –

Целовать твоё лицо.

Плыли чёрные овалы,

И на черном красных струй

Танец.– Чёрные овалы,

Буйный танец красных струй.

1963

* * *

Я чертыхался, чёртом став,

Я стыл у дней в тылу.

Я припадал к чужому телу,

 Как к чёрному стеклу.

Смотреть,

Как кровь из сердца капала,

Как белая свивалась мгла

И в тонких очертаньях купола

 Был звон разбитого стекла.

1963

* * *

С лица на лицо,

Как с крыльца на крыльцо.

А высокий чёрный свет

 До луны стоит.

А высокий чёрный свет

 Входит в мои сны.

Могу писать о грязи,

 Но грязь не привлекает.

Иду по светлой грани.

 К подошвам прилипает

Земля.

 В её комках

Зародыши цветов.

Земля.

 В её комках

Цветов живые руки.

1963

* * *

Течёт, течёт кровь.

Сверкает свет, свет.

Твой путь всегда крут,

Всегда кровав след.

Ран, ран не счесть.

Громче гром, гром.

Сегодня звон струн.

 Завтра – гроб.

Град, град сечёт

По мёртвым сгибам спин.

Холодных грабь, грабь.

 Живи один.

Рук, рук не ломай.

 Сверкает свет, свет.

Твой путь всегда крив.

 Ему конца нет.

1963

* * *

 Мы все танцуем на осях

Земное с неземным связавших

Сегодня танец мой иссяк;

Рук, до могилы оползавших

 Сегодня танец мой иссяк

На середине той стены

Поверженной,

На белой льдине

Плывущей в розовые сны

1960-е

* * *

А ещё переплетать

Руки с ужасом дорог,

А ещё переплывать

Крови розовые реки,

А ещё стеною розовой

Станет крик твой о тепле,

А ещё замёрзнут розы

Под холодной тишиной.

Мне бежать по облакам –

С облака на облако –

Прыгать розовым рукам

Чувственного облика.

Знаю: суть моя ужасна,

 Громогласен сердца стук.

Так и брызжут цветом красным

Неживые кисти рук.

1963

* * *

 Сколько их, шаров земных,

По мне прокатилось,

Сколько их в больших и тихих,

Полных света глазах?

Я и сам, как шар, застрял

В синих воздуха слоях.

 Жизнь моя – большой пожар,

Солнце – жизнь моя.

Сад мой зимней белизной

Обуян и скован.

 В окна льётся белый зной

С пушистых ветвей.

Сколько в этих звуках чистых

Жизни!

Утром зыбкие картины

Рисовал ветвями лес.

Ветер тёплый, ветер южный,

Юный.

 В этот час чудес –

 Яблок полные корзины..

1963

* * *

Взят в полон

Тисками крепкими,

Я – Аполлон

Железной лепки.

Меж островов

Необитаемых

Я – чудо-остров,

Остров тайны.

Приходят гости,

Садятся в круг,

Роняют лица

В ладони рук.

И каждый верит,

Железом сжат,

Что нет той двери –

Уйти назад.

Я – остров тайны,

Я тих, как сон...

Скажи, хозяин,

Ты веришь в солнце?

Я верю в солнце:

Оно–закон,

А все законы

Должны исполниться.

Я – остров тайны.

Я тих и буен.

Я – человек

И звонкий бубен.

Я петь вам буду

Моё столетье

И песни чуда

Про звёзд соцветья!

Не позднее 1964

 Крик –

Воздуха удар ~

И звёзды

В небесном куполе – пожар.

Бывает страшным

 Осей беззвучный поворот

Входя в свою пустую осень,

 Я очарован днем вчерашним 

Крик

Пятна на снегу –

По черным пятнам

Кто там бежит на дальнем берегу

1963

* * *

Есть вещи о которых

Не говорят.

Которых

Не надо выносить на свет,

И у меня ошибок ворох,

Через глаза ошибок след.

Звучит мелодия распада:

Гитара, флейта, барабан...

C собой самим печаль разлада –

Нет резче жгучего удара.

1963

* * *

Мудрость, говорят, тиха.

Пламя рвётся из стиха,

А во всяком пламени

Слышен шелест знамени,

Каждый день мы ждём знамений

Свыше...

1963

* * *

Подскажите поэту,

Как написать

Поэму.

Дым

Сражений ещё в глазах не осел –

О чёрные чаши

В руках ускользающих теней!

 Бегите за ними –

За смыслами жестов и слов,

Крестами рук

Многих немилых крестя.

Белое солнце,

Цветы на могилах.

Чёрного солнца

Не видят ослепшие дети...

1964

* * *

Глаза опущены.

Бежали

Зрачками женщины,

Бежали   

Зрачками вещи.

Ветер хлещет

Крылами сильными, стальными...

Глаза опущены.

Над ними

И город, чёрный и стальной,

И город, тайной драгоценный.

Они растут, сплетают стены.

Становятся спокойным мной.

Не в силах разграничить

Себя и не себя,

Я встал за ваше личико,

О радости трубя.

1964

* * *

Всё сглажено.

Нет бугров.

Из черной скважины

Не хлещет кровь.

Земля прозрачна.

Вижу зёрна

Луны

И руки ночи чёрной

Мне подают

Мой дом и сад,

И время падает

Назад.

Течёт стеклянная лавина

Часов... Когда-то каждый час

Руками тихими ловил я

И синими кругами глаз.

1964

* * *

Ни вы для солнца,

Ни солнце для вас,

Сегодня оно не греет.

Час,

Как птица спокойная, реет.

Ров

Выкопан.

Сфера разрыва узка.

Кровь

Заливает русло виска.

Тишина ужасна.

Гроб вот так

Из глубокой могилы –

Как деревянный кулак.

1963

* * *

Игра в сабельки

И в чей лучше квас.

Мальчики слабенькие.

Как мне жалко вас!

 Балуетесь книжкой,

А в книжке дыра –

Играть в кошки-мышки

С тенью до утра.

Давайте в разговоры

 Играть–обгорать

На чёрном пламени спора,

В поиск света играть.

Или девичий пояс

Развяжем – в разрыв

Страсть, как скорый поезд,

Страсть, как страшный взрыв.

Но и это тоже

В сабельки игра.

Мальчики слабенькие,

Вам умирать пора.

Умирать – бегать

В белую чехарду,

Умирать – Бога

Встретить в белом саду...

1964

* * *

И солнце сделалось багровым.

Его серебряным багром

Притянем

И в бездонных реках

Утопим.

Маленькие руки

Ребёнка радуются грому,

И женщины приходят в храм

Наполнить сердце серебром.

А мне осталось так немного,

Тропа угла близка к меже –

Там пропасть,

Там чертоги Бога...

1964

* * *

Маленькая, тёплая

Куколка руки

И зелёное, страшное

Дерево тоски.

Что нас делает

Куклами мест

Донных? Дерево

Чёрное – крест.

Что нас делало

Ночью глухими к ночам?

Тело –

Волосы льют по плечам,

И из глубоких

Зелёных и синих огней

Ваши руки

Летят прикоснуться ко мне.

 Ваши ноги

Бегут сквозь серебряный час

Слёз,

Ещё не упавших из глаз.

Торопись!–

Ты ещё не шагнул за черту –

Белой куклой припасть

К золотому кресту.

1964

* * *

Я тихо исчезну

Глазами на белом

Фоне – в бездну.

Глаза и ладони,

 Камнем в пруд,

Только круги на воде.

Там меня ждут,

На самой высокой звезде...

1960-е

* * *

Птица отколет

Крылом

Синевы

Кусок –

Упадет

В траву и цветы

Озеро

1960-е

* * *

На современном этапе

Пуля звенит в висок.

Поймал и держи в лапе

Крепко

Свой скромный кусок.

Юноши с интеллектом –

Коровы в чёрных очках –

Вырвут сторуким ветром

Теплую медь пятачка.

К своим рублям причислят

Причислят к лику святых.

И лягут спать кислые

На кладах золотых.

И на высоких окладах

Живут. На окладах икон

Синие отсветы сада.

Синими пальцами – сон.

1965

* * *

Сквозь сон я чувствовал, как встать,

Что значит в облаках витать,

Что значит грезить на руках

Той женщины, что в облаках,

Как строй минут соотнесён

К сердцам

И как струится сон.

И опрокинутый на струи

Минут и сна, минут и снов,

Я видел, как дрожали струны

В разъятых половинках слов.

1965

* * *

Холодно

На чистых поэзии снегах

Голому лежать,

Голову держать

У времени под мышкой.

Холодно

Под вышкой

На двух глазах-кинжалах

Висеть.

Холодно

И мелковато

Испытывать на мелких склоках

Души потусторонний мел.

Я посторонний, посторонний,

Построенный из мёртвых тел.

Холодно

Животным молодым

С огнём, мерцающим в копытах,

Зелёным – в зелёный дым

По красному размаху сытых.

1965

* * *

В меня, в разъятость, смерч

 Из тёплых линий белых.

Смерть

Не разрушает тела.

Хожу по кладбищу, разрушен

Глазами в сумерках гниющих...

А через душу

Живые контуры идущих.

В час хрустальный

На щёки отсвет меловой

Ложится –

Вырезаться,

Вжаться

В себя холодной головой.

1965

* * *

Знаю – не- не знаю,

Вижу – не вижу.

Руки – не руки,

Стоны – не стоны...

Ночь на чёрные полосы режут

Вагоны.

Весь я

Высокий

И весь по частям.

Весело бегать

По круглым часам

Башенным.

 Башни

На башни

 Не бросишь,

Бешено рушить,

 Рушить –

Не рушить

Не просишь.

Всё расторговалось.

Стою на торгах.

Стою – не стою

На друзьях – на врагах.

1965

* * *

Жизнь загорожена

Красным наплывом лица.

Жизнь заморожена.

Холоду нет конца,

Холоду... Ходу

На тихих, на низовых,

 На вниз скользящих, на падающих.

На мраморных, на неживых...

Линии лиц схвачены

И вылиты в знак один,

И только твоё плачет,

Не пойманное меж льдин.

1965

* * *

Когда ночь на крыши свалится,

Как подраненная птица,

Когда небо в чёрной чаше

Копит золото луны,

К жёлтой тянутся луне

Чьи-то жадные ладони,

Кто-то всходит на ступени

Полнозвучной тишины

И тогда звучит торжественно

Осиянная длина,

Спит усталая долина

В голубой качалке сна,

Станут призраками лица

В окнах города-дворца,

Когда ночь на крыши свалится,

Как подраненная птица

1960-е

* * *

Каждый день разбит в осколки–

Не у дня ли в жёлтом шёлке

Столько скрытого огня!

Ливни света золотого

Скрыли, спрятали меня

Я родился с крыльями –

Крылья видеть у других.

Кто там днём и ночью ходит

И в лесу, и в городе

В платье, шитом лилиями?

В лунном свете утопали

И поля, и тополи

Спит спокойная земля

В голубом огне печали,

Там звезда горит, свеча ли.

Ночью в чистом поле?

Сами станем звёздами,

До небес достанем,

Побежим по стенам

Розовыми бликами

Даже в этом мутном дыме

Можно стать великими

Сами станем звёздами,

До небес достанем,

Этот чёрный, чёрный час

Пусть скользит по жёлтым граням–

Сами станем звёздами

1960-е

* * *

Я остров надежды в море уныния  

Как жаль, что над морем так мало лета

Я остров надежды в море уныния

Мне скоро придётся стать обитаемым,

Я видел красавиц, беременных ангелами,

Они ожидали мальчишек крылатых

Я видел красавиц, беременных ангела:

Рождающих небо в больничных палатах

Лицо моё – птицы полуночный вылет-

Скульптор выльет в виде звезды,

Лицо моё – птицы полуночный вылет

На поиск уснувшей в цветах борозды

1960-е

* * *

Можно кровью истечь

У порога,

Можно душу запечь

В пироги,

Можно рухнуть до плеч

В сапоги –

Вам навстречу шагать,

Неживые враги,

Ваше царство шатать

Знаю чудные речи,

Их ребёнок лепечет,

И мать,

Пеленая ребёнка, их слышит.

Мне глаза подымать,

Чтобы двинулись крыши в проём,

Окаймлённый свисаньем ресниц.

А на крышах огромное небо

Я живу его синим касаньем...

1960-е

* * *

Окна, окна в темноте,

Кто вас прорубил?

Эти красные проруби

На чёрной реке...

В распростёртые руки –

Ночь чернее чернил.

В распростёртые руки

Ночи чёрные звуки.

Днём у чистого неба

К тайне синих окон

Высоко-высоко

Вьётся лестница звука.

Запрокинутым лицам

К тайне синих окон

Так светло и легко

Прикоснуться ресницам.

1960-е

* * *

Это не распад

Это обновленье

Рад

Приветствовать твоё появленье

Ножами

Пробившими душу насквозь

Этажами

Одетыми на лунную ось

Рад приветствовать

Но не хватает мне жеста

Сад

Навстречу тебе

Цветами и листьями

С места

1960-е

* * *

Это слишком, я устал так,

Это слишком,

Это невыносимо.

Жизнь прошла, проплыл цветок

В чёрных волнах дыма.

Пред глазами изумлёнными –

Очень много, много очень

Дня и ночи, дня и ночи

Звёзд и Бога.

1960-е

* * *

Мне дойти до тех истоков,

Из которых брызжет синь.

Среди многих одиноких

Я подчёркнуто один

Одиночество не всем нам

Как наитие дано

Поищите и найдёте

Мёртвый сук в саду весеннем

Опечаленных не очень

И несчастных" не совсем

Я встречал: мне одиночество

В чёрной явлено красе-

Мимо шли девичьи руки

Обнимать – нет, не меня –

Я не знал, что в человеке

Столько чёрного огня

Одиночество не всем нам

Как наитие дано

Поищите и найдёте

Мёртвый сук в саду весеннем

1960-е

* * *

У раскрытого окна –

Тишина.

У тишины

Даже звуки зелены.

Куст сиреневый в саду –

Фиолетовый огонь.

Цвет сиреневый кладу

На свою ладонь.

Вянет цвет сиреневый,

Гаснет свет серебряный.

У раскрытого окна –

Тишина.

Изумрудно зелена

Тишина.

1960-е

* * *

Не хочу по мелочам

Сердце раздарить,

Колесницами-ночами

Сердце раздавить

Над ресницами моими

Небо, словно заводь

К высоко летящим птицам

У меня зависть

Я бы тоже хотел зависеть

От полёта бешеного,

Синевой себя завесить

От всего здешнего,

Убежать за тёмный лес,

За прозрачный час,

За густую синь небес

Спрятаться от вас

1960-е

* * *

Любая проба – проба сил

Немало я исколесил

Дорог – дороже

Живого жеста в жуть –

Нет ничего дороже

Любая проба – проба жить,

Пить и хмелеть от выпитого

На мне поставит леди Смерть

Меня, из камня выбитого

Любая проба – проба жить

Любая проба – проба течь

Вовне глазами ширясь, ввысь

Речь говорится, чтобы жечь

Любя любовью жгись

А будни – это склока склок,

Стекло и за стеклом –•

Слепых витрин стеклянный бог,

Расставшийся с теплом

А будни – это хлам и хлам,

Система дыр и дыр

А песня – это храм и храм,

Огромный мир и мир

1960-е

* * *

У ночи есть шорох знамён,

У ночи есть много обманов.

У дома в пустых коридорах

В углах притаился сон.

У ночи есть шелест в крылах

И блеск в зеркалах и экранах,

В блистающих лунных узорах,

В мерцании звёздных корон.

Неправда, что только одна

Луна у чарующей ночи,

Что может иначе литься

Волос твоих чёрных волна,

Что можно мне не молиться,

Твои обнимая плечи,

Что можно касаться не плача

Души твоей нежного дна.

У ночи есть много обманов.

Она проливает на стены

Свой свет – голубой и зыбкий –

И заметает следы.

Но свет золотой звезды,

Разлитый в твоей улыбке,

Мне говорит так спокойно,

Что не обманешь ты.

1960-е

* * *

На наших спинах

Ночь стоит

Вся в тенях синих

У окна

Вся в тенях синих

Тишина

И сад наш ветками сирени

Несёт глазам твоим сирень

Не приходи, пустой и серый,

Нелепый и ненужный день

На наших спинах

Ночь стоит

Вся в тенях синих

В чёрных чашах

Луну накапливают крыши,

Чтоб сделать тёмный смысл вины

Ещё таинственней и выше

Ещё таинственней и тише

Простую песню тишины

1960-е

* * *

Есть такие истины

Солнце выйдет из стены

Тихой жёлтой девочкой

И пойдёт она

Полом, как зелёным полем

Дом мой ярким светом полон

Ночью сделает весёлым

Дом мой жёлтая луна

Есть такие истины,

Что скользят по стенам

И бегут по спинам

И живут в холстах

Поцелуй огнём горит

На твоих устах

И глаза твои сожгут,

Если стать к ним ближе

Посмотри, как пламя лижет

Нашу землю там и тут

Есть такие истины,

От которых никуда

Кровь бежит по венам

А в крови не звёзды ли?

Звёзд коснутся города

Высокими стенами

Станут прожитые годы

Весёлыми звёздами

1960-е

* * *

Есть за зеркалом стена

Или нет?

Там зеркальная страна

В ней мой след

Там цветут сады мои

Растут города

За зеркальные струи

Падает звезда

Там твоё лицо, качаясь

В чёрном русле ночи,

Плачет или, зло отчаясь,

Над собой хохочет

1960-е

* * *

Незаметно утекая

Жизнь уходит – пуст сосуд

Силы чёрные сосут

И грозят тебе могилой

Одинок ты, друг мой милый,

В этом каменном лесу

А у девушки рука

В жилках голубых

Злая времени река

Плещет в ваши лбы

День и ночь свирепо плещет,

Чтоб морщины врезать резче

1960-е

* * *

Всё перевито, всё перелито

Всё перемолото в дымное золото

Небо разбито, раскрыто, расколото

Небо...

1960-е

* * *

Ночи чёрными залами

Весела мне прогулка.

Крепко ночь обняла

Тишину переулка.

Ночи чёрное тело

К каждой крыше прильнуло.

Ночь, должно быть, устала,

Что так сладко уснула.

И была мне загадка:

В аромате цветка

Рвались тонкие нити

Золотого мотка.

На зелёные ветки

Их струила луна.

Там луна вышивала

Свои тонкие метки.

Наклоняясь к цветам,

Целовала их светом,

Ночи чёрными залами

Жёлтым чудом сползала.

Ночь тогда мне сказала,

Да, я слышал, сказала мне:

«Сына мёртвого города,

Я люблю тебя, милый».

1960-е

* * *

Может быть, мне надо

Отдохнуть

Зовёт вперёд

В чёрных звёздах путь

Там, в конце,

Я лежу искалечен

Труп в кольце

Обезумевших женщин

Руки раскинуть

Бровь – крыло

Кровь

И спокойная музыка неба,

От которой бродяге светло

1960-ые

Каждый миг чудесен

Гибелью чудовищ

Каждый миг пронизав

Светом голубым

В тихом сквере розы,

Словно красный дым...

1960-е

* * *

Этот мир на цвет хорош

И на звук хорош.

Этот мир в меня вошёл

Лезвием, как нож.

Он, входя, ронял цветы

У моей стопы.

Он, входя, сказал: цвети!

Ты велик, ты очень мал –

Царь и часть толпы.

Ну, а самое главное –

Это цвет, и звук, и размеры.

Гвардия вырастает из веры

В слово.

Вес и объём стали свойственны часу.

Спокойствие вырастает из веры

В слово.

Вес и объём стали свойственны часу.

1960-е

* * *

Поезд, мчись, мчись!

Громче, оркестр колёс!

Это и есть – жизнь

1960-е

* * *

А на красных столбах восклицаний

Из обугленной точки рта

Небо –

Озеро трепетной тайны,

Высота

Я хочу поделить

Своё сердце с тобой и другими

И, склонясь над чертами лица

Твоего,

Называть дорогими

 Недалёкую глаз синеву

Всё равно нас зароют землёй...

1960-е

* * *

Детство только вчера

Синим светом пеленало

Глыбу серебра

А сегодня ветер страшный,

С неба косо наклонясь,

Вымел день вчерашний

Веток

С неувядшими цветами

Нет в моём саду осеннем

Теням

Плотью обрасти

Трудно...

1960-е

* * *

Золотые крапинки

Крышам свет луны

Ночь бывает тише

 Тише тишины

Плещет неба чаша

Лунным молоком

И светло несёт душа

Память ни о ком

И когда придёт желанная

Через тысячи ночей,

 В нашу комнату, родная,

Чёрный выльется ручей

И омоет и сумеет

Обогреть теплом волны

Ночь нужна тому, кто тише

Тише тишины

1960-е

* * *

Всё гораздо глубже

И гораздо ближе

Тёплый майский воздух

Мои руки лижет

Отраженьем перевёрнутым

Дня

Колеблет тихий пруд

На зеркальном продолжении

Дня –

О, жёлтое скольжение! –

Лидии цветут.

Вырвешь лилию одну

Словно глянешь в тайны дна

И изменит облик дна

Лилия одна

И вольётся жёлтым фоном

В жёлтый фон

Водяное это солнце,

И дробятся капли света

Сразу в тысячах окон

1960-е

* * *

Напивались чаю мы –

Прикасались к маю мы.

Поднимай наши умы,

Чай.

Спутник песни и тюрьмы,

Чай.

Что ж, что жизнь последним сортом?

Пьём китайский – высшего.

Пламя мчится по аортам

Человека скисшего.

Только пусть погорячей

Чай.

Друг весёлый и горючий,

Чай.

1960-е

* * *

Танцуй, огонь,

Цветок мой красный.

Люблю тебя

За пляс твой в небе.

Тебя, земля –

Подножие прекрасное

Для буйной пляски,

Так на жизнь похожей.

Танцуй, огонь!

1960-е

* * *

Это я, я ушёл

В голубую погоду

Там за дугами радуг

Дорога-дуга

Неба трепетный шёлк

Дышит именем Бога

Солнце огненным семенем

Всходит в сердце врага

Ничего не хочу:

Ни любить, ни жениться

Время – чёрная птица

У лица моего

Для чего эта улица?

Чтобы лицами литься

Кто там чёрный стучится

У крыльца моего?

1960-е

* * *

Листья опали

Повеяло грустью

От поля и дали

Повеяло грустью

А небо всё сеяло

Нити косые

Скорбя об утрате

О лете

Летят журавля

Там, вдали

Трубят журавли

Там, вдали

О тепле

Трубят журавли

О земле

Листья опали...

1960-е

* * *

Кто не ошибается?

Я не ошибаюсь

Хожу улыбаюсь,

Спокоен, как скала

Руки–два крыла

Ноги–два трамплина

На голове корова

Лучами расцвела

Хотел бы стать печальным

И не могу–вот новости

Выпью двести грамм –

В душе весёлый гром

Хотел бы стать печальным

И не могу–вот новости

Месяц на дорогу

Сыплет серебром

Сам себе кажусь я

Рогом изобилия

Лягу спать–во сне

Милая приснится

1960-е

* * *

Выше, выше,

Горят, горят,

Алтари, алтари...

Слышишь алый говор

Разлитой над лесом зари?

Все мы ослепительно красивы

Снаружи,

А внутри –

Дьявола хуже

Часы повисли где-то между

Двух берегов

Надежду берегут

И ангелы в крылах прозрачных

Несут надежду

1960-е

* * *

Так я есть: два мира вместе

В беге дней земля вместила

Нас толкнула на дороги

Окрыляющая сила

И вошли мы в край, где пошлин

Не берут за ввоз картин

Алый, алый парус грёз

Навсегда растаял в прошлом:

Школа, парты, девушки,

Солнца свет в окошке,

За окном кусты сирени

В позлащённой тишине

Солнца мягкий кроткий свет

Лился в тёплые ладошки

И сверкал цветными стёклами

Мир в непознанной длине

А потом гремели выстрелы,

И качалась века рама

И в огромном чреве дома

Спали мёртвые дома

В рёве бурь, в раскатах грома

Раскрывались двери храма

Кровью крапленными истинами

Звали нас сойти с ума

И тогда мы жили в женщинах,

В их непознанных глубинах

Только поздно было, поздно нам

Нежных чувств дышать озоном

Омрачённый в омрачённом

Прокажённый в прокажённом

Тяжело больной в больном

Только мёртвый посверк зеркала

В мёртвом доме мёртвый дом

1960-е

* * *

Я уйду без сожаления

Ни квартир и ни детей

Только ты. Тебе слезами

Мыть лицо,

Бежать за тенью.

Но пока я жив, прижать

Жажду сталь приклада к плечу,

На стальном ветру держать

Над покойником свечу

1960-е

* * *

Качнутся стеклянные руки

Огромной, как счастье, луны '

Как много от песни, от грома

В прозрачном лесу тишины

Стоят стеклянные тени–

Цветов, сказаний и звёзд

Стоят стеклянные тени

Люблю их душой и глазами

1960-е

* * *

Из сутолоки чувств

Всего меня пожравших

Мчусь

Целовать вам руки

Мчусь

Века вашего царь

Лишённый жалких подданных

Мчусь

Себя выстелить

Вам под ноги

Мной выстрелить

Можно из арбалета

Мчусь

Ибо мчаться

Есть удел поэта

1960-е

***

Беги, беги, беги, беги

Стучи ногами в сбитый звон

Стучи, стучи, стучи, стучи

В глухие проруби окон

Твоё лицо между колен

Зажав, зажав, зажав, зажав,

Огромный город взял вас в плен,

Домами сзади забежав

Дома у вечера

И дом

У вечера

И дом в саду

Беги, беги, беги, беги

Искать заветную звезду

Остановиться не сумеешь

Остановиться – это так

Тихо

Греешь

Руки о кромешный мрак

1960-е

* * *

Ругаются–говорят

А мы имеем право ругаться

Глаза горят взрываться

Душа горит взорваться

Весело

Тело на штык нанизать

Весело

Тело бросать напрямик

Я мазал бумагу, мазал

В кровь окунал перо

Я о себе рассказывал,

О том, как выламывал брови,

Кривляясь, нелепый Пьеро

О том, как пришла ко мне странная

Чёрная тишина

Чёрная-чёрная,

Страшная...

1960-е

* * *

Я трогаю пальцами

Цветка золотую пыльцу

Плывут облака

Плывут облака по лицу

В полдневном сверкающем куполе

Тяжёлые копятся капли...

1960-е

* * *

Когда огонь скакает,

Как девочка через скакалку,

Я выхожу навстречу ему

На танец его посмотреть.

Мне нравится этот шалун.

Сын солнца и брат человека,

Во мне его красные руки

Интимных касаются струн.

Когда огонь скакает

Меж обветшалых стен,

В движеньях его шалых –

Залог больших перемен

1960-е

* * *

В немом разлёте звёзд осколки

И их стремительный порыв

В небесном куполе, как взрыв,

Что ранит сердце светом колким,

О, как порой бывает страшным

Беззвучный поворот осей.

Входя в свою немую осень,

Я очарован днём вчерашним.

Когда в мучительных этюдах

Кривился, зля, свободы лик

И полнил сердце тесный крик

От постиженья песни чуда,

Я в небеса, на грех, влюбился,

И очень страшно мне, когда

Со два души встаёт звезда –

Печалью жгущая убийца.

1960-е

* * *
 

И опять пошло по кругу:

Снова утро, снова день,

Снова серые круги

Глаз

У сумерек в кругах.

Ночь на дальних берегах

Копит чувственную вьюгу

И кричит мне:

«Помоги!»

А чем мне помочь?

Чьи-то губы, словно лепет,

Лепет младенческий,

И звенит мне лунный луч,

Как золотой бубенчик.

В тихой комнате зеркал –

Сколько их, сочти,

Стен серебряных почти.

Мальчик в каждом отражённый.

Если взгляд твой полон грусти,

Веки ниже опусти.

1960-е

* * *

Белоголовая ещё

Накренилась – огня плеснула

В твои зрачки и злые речи.

Официантка мотыльком

Меж столиками шумными порхает –

В наш угол не торопится лететь.

Белоголовая стоит

Торжественно посередине

Стола, накрененного в вечность.

А из словесного узора

Так ясно блещет куполами

Оставленная нами церковь.

Братишка!

Мы ещё вернёмся

И допоём, и дотанцуем

Ту песнь любви, тот танец боли.

У города есть тёмные углы.

Войдём, раздавим по бутылке,

Поговорим, былое вспомним.

1960-е

* * *

Ну, а если ты не тот

И не в ту идёшь страну,

Подарю тебе цветы

И красивую жену

На моих меридианах

Не один пошёл ко дну

Вот кресты поплыли тихо

Воздух весь в крестах чеканных

Я слежу рожденье вихря

На моих меридианах

На моих меридианах

Воздух яркий как цветы

Мимо грязных, злых и пьяных

Тихо вдаль плывут кресты

1960-е

* * *

На визитной карточке

Тёмных глаз провалы

Ты сходила к нам на берег,

Узкий и кровавый

Слишком страшно ты обставлена:

Черви, кладбища, гробы

Нам, девчонкам и мальчишкам,

Слишком рано белишь лбы

На столе свечей кольцо

Гроб темно покрашенный

И в гробу лежит лицо,

Чёрное и страшное

Много видел я излучин

Светлых в тёмной Волге зла

Не однажды Ванька-ключник

Подрезал мои крыла

Жизнь прожил я в тёмных залах

Очень длинных, узеньких

Не однажды смерть вползала

В злое сердце узника

На визитной карточке

Тёмных глаз провалы

Ты сходила к нам на берег,

Узкий и кровавый

1960-е

* * *

Не говорите вслух

Не говорите вслух

Все превратились в слух

Всё превратилось в слух

Глазами в ад скатилось

Всё ниже опустилось

Всё ниже, и на дне

В глаза мои вонзилось

Всё ниже опустилось

В зловещей тишине

1960-е

* * *

Ночь ведь тоже уповает

Жить с тобой одним огнём

Неохотно уплывает

Вытесняемая днём

1960-е

***

Смерти нет –

Побег из плена –

Смерти нет!

Есть перемена

Декораций,

Шире сцена

Громче голос:

Смерти нет –

1960-е

* * *

От шёпота до топота

Коней кругами дней

Живём мы берегами

И пляской далёких огней

Из будничного опыта

Из теста с кровью вязкой

От шёпота до топота

Весь мир становится сказкой

А жалкие последыши

Фанеры показной

По голубому следу души

Идут

Им не найти цветов в саду

Огней на дальних берегах

О эти страшные пути

В песках пустых минут

1960-е

* * *

Страшно как и пусто как

Жить под знаком пустяка

Пусто как и страшно как

Оставаться в дураках!...

Сколько раз душа вползала

В голубой пролёт вокзала

Страшно тут и пусто тут

Ветры чёрные метут

Ветры чёрные цветут

Тут

1960-е

* * *

А зелень преображалась.

Берёзы – зелёные свечи,

Зелёные свечи... И жалость

По гробу любви человечьей.

А где-то колёса стучали.

Колёса стучали, и было...

Колёса стучали... стучали

И было светло тебе, милая.

Меж дней этот остров, в часах он...

В них сердце спокойное бьётся

Спокойное... Поезд как вдвинут

Колёсами в спутанность веток.

Спокойное... Поезд как вдвинут

Колёсами в знойное лето

1965

* * *

Город каменные струны

Протянул углов и граней

По ночам гуляют луны

По покатым крышам зданий

Тише вкрадчивые ноты

Ночи в том простом ключе,

Когда льётся с лунной кручи

Сноп серебряных лучей

Когда комната серебряной

Становится

И лица манят длинными

Ресницами

В дебрях сердца заблудиться...

И тогда цветам и нотам

Время жить одним венком

Ну, а мне за лунным светом

Через город босиком

Прошагать

Руками трогать

Теней зыбкую волну

Золотой пройти дорогой

Через ночь, сады, луну

Через чёрные чертоги

Входят странник в час чудес,

Когда льётся на дороги

Тёмный занавес небес.

1960-е

* * *

Кто не верит в силу лет –

Ни во что не верит

Время – след стопы Христа

В золотые двери

Время–крестный ход толпы

В золотые двери...

* * *

Душу осиротили

Отрезали полдуши

Тело скатили

Вниз с голубых вершин

Вырезали мысль

Зелёную поросль

Мы теперь порознь:

Я и Жизнь

А вечером начифиришься,

Что глаза на лоб

И ложишься в гроб

Грохот

Где-то идут поезда

А тебе плохо:

Меркнет сознанья звезда

И встаёт вертикально

Даль безмерной длины

Обтекаемая печально

Светом тусклым луны

Ни друзей, ни веселых

Женщин в этой длине

Только грустное соло

На скрипичной струне

1960-е

* * *

Эта нива колосится

В днях, продутых ветрами

Платья розового ситца

Измеряешь метрами

На такую глубину

Иногда ныряешь в них,

Чтоб другим открыть страну

Глупых и неряшливых

Но такой процесс без боли

Не обходится пловцу

Чаще стала Богородица

Моему грозить лицу

1960-е

* * *

Помолись за меня, помолись...

Я у ночи стою на часах

Тишину через город несу

Голубыми от счастья руками

На земле я живу лишь отчасти

О огромное синее счастье–

Тень свою потерять в небесах!

Помолись за меня, помолись.-

Не такие уж мы великаны,

Чтоб идти в эти синие страны,

Не припомнив о силе креста

За глаза мои, полные боли,

Полюбила меня высота

Помолись за меня, помолись...

Я боюсь этой тайны касаться

Я боюсь тебе чистым казаться,

Когда небо – свидетель и страж

Если б знала ты, как это страшно,

Когда больше себя не отдашь!

 Помолись за меня, помолись...

1960-е

* *  *

Гадки смерти атрибуты:

Порошки, горшки ночные,

Взбитые подушки круто,

На стене часы хромые,

Душный воздух, вонь лекарств,

Мало солнечного света,

Из казённых белых царств

Санитарная карета.

А в глубинах ям бездонных –

Смысл таинственной загадки,

Отчего был так влюблённый

В жизнь, хотя страдал в ней адски.

И войду я в мрак шарады

Бороды белёсым клином.

Миг последний в сфере взгляда

Станет ярче солнца ливня,

В тех глазах, в слезах их лживых

Мне недолго быть в живых,

И огонь помады выжжет

С губ твоих следы моих.

Но и всё ж она продлится,

Жизнь моя.

О жизнь моя!

В окна – синяя струя

Мая.

Прикоснётся жизнь чужая

К тени мёртвого лица.

Где-то рядом, веной к вене,

Пульс земли и рая.

1960-е

* * *

Идея Господа стучится

Нам в грудь копьём

И кровь сочится

И кровь мы пьём...

1960-е

* * *

Форсировать, форсировать

Бег в синюю скалу

Руками сердце вырвать

Руками сердце выровнять

Огнём внести во мглу

И розовые новости

Роняя с тихих уст,

Как в лес – в цветы и листья –

Вхожу в цветы и листья

Твоих красивых чувств

За каждым поворотом

Дороги

Поворот

Дороги

Повернёте

Дорогу –

Повернёт

Дорога

Глазами

За занавес

В лес

Дорога

Глазами

Прохожего ест

За каждым поворотом

Сердца –

Поворот

Сердца

Повернёте –

Глазами повернёт

Огромными глазами

За занавес,

За лес

Сердца

Сиянье

Высоких небес

1960-е

* * *

А небо нарастало в грохоте

И стало каменной куделью

И мы увидели Офелию

Её лицо

Её лица

Касались стебли белых лилий

А за потоком белых линий –

К вам обращённый лик Творца

1960-е

ЧТО ТАКОЕ ИСТИНА?

Фрагмент из поэмы

Подвываешь–

Только масло в огонь подливаешь.

Ползаешь.

Не летаешь

– Что такое истина? –

Спросил Господь вслух.

Истина, истина –

Это пахаря плуг.

Землю поднимаешь –

Пожинаешь плоды.

Истина, истина,

Что такое ты?

А обезьянам–лианы,

А обезьянам – изъян!

Что ещё обезьянам?

Жить, рожать обезьян.

 Или в ученых советах

Тусклые речи плести...

Истина–это

Когда начинают цвести

Даже трости

В руках у стариков.

Как высоко в небесах,

Как высоко и легко!

Истина – за золотыми листьями

Осенью в хладной поре.

Что же ещё истинно,

Кроме вулкана в горе?

А обезьяна скачет,

А обезьяна скулит,

А обезьяна плачет

И радости нам не сулит.

Трутся протёртыми шкурами,

И в половой игре

Те дураки и дуры

Не видят вулкана в горе.

Что такое истина? –

Спросил Господь вслух.

Это цветы и листья

В скрюченных пальцах старух.

Это в пергаментах скрученных

Дух голубых веков.

В мученицах и мучениках

Свет горит высоко.

Свет любви, озаряющее

И одаряющей нас, –

Нас, господа и товарищи,

В разности наций и рас.

1970-е

 

* * *

Кто Ты, величайший,

Всеми нами знаемый,

Вместе с небом-чашей

Выше поднимаемый?

1960-е

БЛАГОВЕЩЕНИЕ

Она мечтала о ребёнке,

Просила

Господа о нём.

Её молитвы жгли огнём...

Твердила всё одно и то же:

«Ребёнка дай!

Ребёнка дай!»

Всей жизни яркая звезда

Был для неё её малышка.

Ей часто виделся во сне

Весёлый ласковый мальчишка...

Господь услышал её зовы.

Её всесильную любовь,

Её молитвенное слово...

И непорочное зачатье

Свершилось–послано письмо

Под золотой

Его печатью...

БЕГСТВО В ЕГИПЕТ

Дурман.

Оцепенение.

Лошадушки стоят.

На золотого пленника

Лошадушки глядят.

***

А ручки у ребёнка

Протянуты, светя –

В живого жеребёнка

Влюбляется дитя...

И жеребёнок вздрогнул,

Навстречу ему нос,

И губы, и глазочек –

Целуй меня, Христос!

К двуногим не ходи ты,

Уж лучше с лошадьми,

Чем чёрные бандиты

Прибьют тебя гвоздьми.

...Дурман.

Оцепенение.

Лошадушки стоят.

На золотого (пленника)

Лошадушки глядят...

ПТИЦЫ НЕБЕСНЫЕ

Все птички-невелички

Всей стайкой – хвостик в хвостик –

К нам прилетайте в гости,

Воробушки, синички –

Все птички-невелички.

У птичек ножки – крестики

И хвостики – кресты,

Чтоб легче лезть по лестнице

Огромной высоты,

Чтоб звонче петь им песенки...

А голосок за голосок

Серебряный зацепится –

Пшеничный зреет колосок,

И хлеб из теста лепится.

Что Богом приголубится –

Всё слепится и слюбится.

Поставит птичка ножкой крест

И у окошка крошки съест.

ВОСКРЕШЕНИЕ ЛАЗАРЯ

Он был, как обомшелый,

Лежал позеленевший весь,

А разложившееся тело –

Холодной смерти ветвь и весть.

И смерть казалась неподвластной –

Кривилась, дёргалась в руках...

Господь сказал:

«Восстань, несчастный!»

И жизнь затеплилась в зрачках.

А дрогнувший хрусталик глаза

Уже благодарил Христа,

И жизнь явилась на уста,

И по лицу разлился разум...

ИКОНА

Благословенны...

Благость есть

У Богородицы с

Мальчишкой... ..

.Он в профиль к нам – один глазок...

Поцеловать бы их разок

Живыми. Мама и Мальчишка

Прекрасны.

Трепетная явь

Живёт, сокрытая веками...

 Пустынно там...

Мальчишка к маме

Прижался, маленький такой.

Он обнят тёплыми руками,

И обнял маленькой рукой...

Прекрасна трепетная явь...

Сквозь время к нам пустились вплавь

Два чуда...

Трепетная явь...

КАНА   ГАЛИЛЕЙСКАЯ

Они хотели веселиться-

Ученики и свадьба вся.

Воде благоволило литься,

У лиц серебряно вися.

Тогда Он руки чуть накренил,

Слегка ладонями качнул,

И показалось: в лёгкой пене

Как будто ангел промелькнул.

Вода рванулась из состава,

И в пустоту вошло вино...

А Он лишь поглядел устало,

Благословив земное дно

Вещей, их ласковых покрытий,

Их нескончаемых пустот.

Господь – владыка яств и питий.

Цветами пахнущий кувшин

Неистощим...

СУД ПИЛАТА

Всё было пышно и богато,

А Он был прям, суров и прост.

Его ввели в дворец Пилата.

Толпились сзади фарисеи –

Суровой мрачною стеной

Стояли за его спиной. –

– Он в святотатстве виноват! –

Орали, брызгая слюною.–

Распни Его! Распни, Пилат!

Его речами возмущаем

Народ, царём Он нарекся,

Бушует Галилея вся!

Он руку поднял на святыни!.. ...

Спокоен был Господен лик.

Святой исполнен благостыни,

Ои отметал их обвиненья

Достойно, прям, суров и прост.

Слова сливались в песнопенье.

Господь был прям, суров и прост.

И прям был приговор Пилата,

Свершил он омовенье рук,

Сказав: "Ни в чём не виноват Он.

Подите прочь!

В Его крови

Я неповинен: неподсудна

Живая проповедь любви!

Подите прочь!»

РАСПЯТИЕ

Распинавшие Его были злы.

Вся псарня лаяла, бесилась,

А Его лицо светилось

Серебром из мёртвой мглы.

А вокруг такие морды,

Ненавистью срезанные!

Море их – чужое норе.

Мёртвое, железное.

Ни одна не пожалела!

Обезумевшие руки

Рвали худенькое тело –

Как огромны Его муки!

Как ужасны Его муки!

ПОЛОЖЕНИЕ ВО ГРОБ

Его снимали осторожно

Ученики Его и Мать,

В Нём почитали Сына Божья...

Освобождали от гвоздей

Его поруганное тело.

Он, смерть принявший за людей,

Нуждался в ласковых касаньях,

Не в громе царственных осанн,

А в тихих тёплых восклицаньях...

Его обмыли осторожно

Ученики Его и Мать,

В нём почитали Сына Божья...

Его обмыли мягкой губкой,

И Мама плакала над Ним,

Как плачет голубь над голубкой...

И гроб поставили во грот.

Как приказал первосвященник.

Так глупый выполнил народ.

И накатили камень серый,

И стражу выставили в ряд –

Крепить запрет над новой верой.

Над верой Нового Завета

Отец небесный воссиял –

С небес стекали капли света...

***

Глухие слышались стенанья,

Три чёрных дня, три страшных дня,

Три дня Он ждал обетованья –

Оно пришло...

ВОСКРЕСЕНИЕ

А крышка гроба поднялась

И отодвинулась так плавно.

Была чарующая власть –

Земля в лучах зелёных плавала.

А крышка гроба поднялась.

Сползли верёвки, словно змеи...

Его измученная плоть

Мерцала вся... Земля мерцала.

Пещеру покидал Господь.

Велением Святого Духа

Был камень выброшен, как мяч,

От входа... Сердце билось глухо.

Мерцали свечи. Тихо-тихо

По всей земле струился плач.

Ученики Его и Мама

Стояли, руки распластав

Ему навстречу. Купол храма,

Земле преподанный устав,

Несла ликующая плоть –

Пещеру покидал Господь...

Он нёс навстречу Иегове –

Отцу–сыновнее лицо,

Рождённое в любви и слове,

Отцу – сыновнее лицо,

Прекрасное и в пятнах крови.

И Он лечил в Его объятьях

Святую боль от крестных мук.

А на земле – цветы на платья.

И мягче лился каждый звук,

И глуше слышались проклятья.

Потом Он на землю сошёл,

Явился бедному народу–

Отдать духовную свободу

Пустыням городов и сёл.

Пуста та страшная пещера...

Но хороша та пустота,

В которой тёплым хлебом – вера,

В которой тёплым хлебом вера

Стоит у сердца и у рта.

ЗАПОВЕДИ

Что продаётся на торгу,

Ты этим голод утоляешь.

Не пожелай того врагу,

Чего себе не пожелаешь.

Не укради и не убей,

Не лжесвидетельствуй напрасно.

Пусть небо будет голубым

Над головой шатром прекрасным.

Ты не был никогда рабом.

Влюблённый в ласковое небо,

Ты весь растаял в голубом,

А чёрным никогда и не был.

И в кратких заповедях Божьих

Твой самый драгоценный клад.

Нам на земле всего дороже

При жизни видеть райский сад...

В коротких заповедях Божьих –

Наш самый драгоценный клад...

МОЙ ХРИСТОС

Господни щёки не алели,

Когда ходил Он по земле.

Его так мало мы жалели...

Он спал и кушал кое-как.

Хотя и делал всё степенно.

Он босиком ходил – босяк...

Он, только Мамою жалетый,

Мальчишкой был по существу

Душой к земному естеству.

Он так любил несоразмерно

Детей, и кошек, и собак,

А спал и кушал кое-как.

Он был худым–торчали рёбра,

А синева лилась из глаз,

Из глаз несоразмерно добрых.

Он, только Мамою жалетый,

Стал нянею для всех детей,

Сиделкой для большой планеты.

Он врачевал и воскрешал

Всегда в родстве с открытым небом,

Богатым нежиться мешал.

Он так любил нас неизбывно.

Когда ходил Он по земле,

Земля преображалась дивно.

Вокруг Него сердца добрели

И мягче делались слова,

И губы, говоря их, пели.

Его учение всесильно:

Отец и Сын и Дух Святой,

И крест над миром золотой.

МОЯ МОЛИТВА

Господне имя всуе

Нельзя произносить, нельзя.

Ты сам – храм Божий.

Прислушайся к пенью

Молитвенному в храме.

В тебе есть всё, что нужно:

И совершенство мысли,

И совершенство чувств.

Стоит Господь незримый

Для посторонних взоров

Посередине сердца...

И если слаб – приди,

В молитве твоей тихой

Пускай воркует голубь...

ЖИВИ ПО ЗАВЕТУ

Зажги светильник свой, невеста,

И жди прихода жениха.

Очистив душу от греха.

И пусть всегда в лампаде масло;

 Всегда мерцает фитилёк–

Летящий в небо мотылёк.

И чтоб не гасло сердце, вечно

Цвело, как розовый цветок.

Будь перед Господом малышкой–

Живя Евангельскою книжкой,

Не будь никчемным болтуном!

И руганью не пачкай рот,

И не ищи вещей в денег,

И старость тихая придет,

В одежды белые оденет, –

Благословен её приход!

Зажги светильник свой, невеста,

И жди прихода жениха,

Очистив душу от греха!

СПАСИ РОССИЮ, ДЕВА МАРИЯ

Церковь

вросла

Чуть не по купола

В землю – несла

Свет и вела...

Дева Мария! Дева Мария!

Дай вам ребёнка

Тихо погладить...

***

Дева Мария, Дева Мария,

Дай нам ребёнка

В поводыря.

Поняли мы...

Маленький

Сильнее большого...

Как цветочек аленький,

Проросло в нас Слово.

Эти всходы поливать

Нам живой водой

Веры в молитвы...

Не оставляй нас,

Дева Мария...

В красной пустыне

Мы так одиноки...

НЕ ОСТАВЛЯЙ НАС, СЫНЕ БОЖИЙ

Он землю с небом примирил,

Чудесной музыкой наполнил

Раструбы голубиных крыл.

О тихих радостях напомнил

Мильонам жалких горемык.

Он возвратил нам Божий Лик,

От нас в былое ускользавший.

Он, муки крестные познавший,

В любви воистину велик.

Дитя, поставивший в основу

Любовь к Евангельскому Слову,

Он нам, несчастным, преподал,

Чтоб ни один из нас не падал,

Чтоб брата брат смиренно радовал,

Смиренно радуясь, страдал.

Не оставляй нас, Сыне Божий!

Прости нам нашу слепоту!

Не оставляй нас, Сыне Божий,

От нас ушедший в высоту,

Не оставляй нас, сыне Божий!

17 января 1982 года

Черняховская спецпсихбольница

* * *

Подрежете колоду,

И вот вам я – король.

Как в зеркало, как в воду,

Смотритесь в мою боль.

Был мальчиком, был мальчик,

Плясал на ножке одной,

Но что там маячит

Высокою стеной?

Украшено это здание

Таким огромным замком.

Мне страшно, мне стращно,

Я с этим домом знаком.

Сиреневыми знаками

Глаза рассечены.

Войдя и стань серебряным

От горькой седины.

Подрежете колоду,

И вот вам я–валет.

И кланяйтесь колодцу,

В котором влаги нет.

1964

* * *

Мы все нараспашку

Не зря на нас пашут

Новей бы рубашку –

Влюбился бы в Машку

Из тех, что мне машут

Машите, машите

Бродяге вдогон

Машины, машины,

Дороги, дороги

Машите, машите

Бродяге вдогон

Вам скоро придётся

Мне кланяться в ноги

Ноги изрезаны

Вашими мужьями

Решётки железные

В этой каменной яме

Мужья ваши кроткие

Воркуют, как голуби

Решётки, решётки

Над бледными, голыми,

Злыми телами

Решётки железные

В этой каменной яме

Решётки железные

1960-е

* * *

Удирая от вас, догоняющих,

Вижу: рай проступает в товарищах

Удирая от лающих псов.

Заползаю в глубокие дыры

Бег мой буйный по кругу часов

Забеременел ангелом мира

Проступают античные ценности

В постепенности все; степеней

Мы герои на синих ступенях,

Озарённых сверканием дней

А товарищи лают, и маков

Щедро цвет выделяет росу

Человек, говорят, одинаков

Проступает симфония знаков

В человеке–в волшебном лесу

И спешит прочитать партитуру

Невидимый пока дирижёр

И стремятся холодные реки

С гор ...

Дать людям уверенность гор

1960-е

* * *

Край мой, край мой кумачовый,

Небогат ты калачами,

У ворот твоих начальник

День и ночь звенит ключами.

Стал иным твой сын Василий.

В поле синем васильками

Ищет он тебя, Россия,

Крутозадой бабой сильной –

Мять голодными руками...

Время выдвинуло принцип.

Отрицать его опасно.

Даже герцоги и принцы

Палачами стали красными.

Молодёжь, свихнувшись разумом,

Стала дьявола разумнее.

Посадить бы их на нож

На широкий Стеньки Разина,

Этих чахлых в узких брюках,

Этих сытых в юбках клёш!

В институте учится

Эта каракатица.

Плоскость дня взметнётся круто,

И докатятся, крича,

Эта хитрая когорта

От плакатов, джаза, спорта,

От заветов Ильича.

Не могу спокойненько

Хоронить покойника.

От минетчика до бляди

Все вы мне родные дяди.

Знаю запахи трусов ваших,

Ковырялся в ваших щах и кашах.

Приходил к вам сам, похож на лошадь,–

Кушать ваши бураки,

Любоваться на жилплощадь,

На углы и потолки...

И когда на пику взгляда

Рожи помножались,

То была и боль, и радость,

И любовь, и жалость.

Против вас мне с автоматом

Погулять придётся:

Я помножу вас на вес

Моей пули-умницы –

Веселитесь,

улицы!

1960-е

* * *

Разные мы, грязные мы,

Грозные мы у тюрьмы в объятьях

Души в соцветьях, тело в лохмотьях,

Взгляды в туманах тьмы

Влюбленных

Нас не ждут на полянах цветы

Опалённые рты

Не цветут велеречием

И нечего ждать от людей искалеченных

Особенной теплоты

Труд трёт руками мозоли,

И люд живёт, как на вокзале

Ждут, чтобы где-то сказали

Что-то о воле

Печали

Наполненный кубок

Хватают голодные губы

И тают влюблённые взгляды

За кромкой стальной ограды

Улетают туда,

Где звезда им приснилась

И не живут тем, что здесь

И даже у Бога не просят милости

Не говорят: дай нам днесь

Разные мы, грязные мы.

Грозные мы у тюрьмы в объятьях

Души в соцветьях, тело в лохмотьях,

Взгляды в туманах тьмы

1960-е

* * *

А вместо ран вам – ресторан

И властный жест, как жесть.

А нам, баранам, – наш барак,

И нечего нам есть.

Тебе, барон, дадут батон

И на батон – повидло,

А нам, баранам, – срок, и стон,

И крик: «Работай, быдло!..»

Тебе, барон, дадут погон,

Погон и партбилет.

А нам – столыпинский вагон,

Раз в сутки туалет.

Всю жизнь воспитывают нас

Бироны иль бароны.

Им по душе рабочий класс,

Закованный в законы.

Она в семнадцатом году

Ходила в куртке кожаной.

Вот эта птица какаду

С душою обмороженной.

Но год семнадцатый забыт,

Затёрт и заболочен,

Гвоздьми и пулями забит,

Крест-накрест заколочен.

Тебе, барон, дадут погон,

Погон и партбилет,

А нам–столыпинский вагон,

Раа а сутки туалет.

1960-е

* * *

В узловатых развилках

Этих каменных гряд

Жизнь свою ты разбил как

Сиреневый сад

Умирать мне в тюрьме

На заплеванных нарах

В этой каменной сумке

Я как солнца кусок

Пью из каменной рюмки

Дня серебряный сок.

На высокие стены

Тень моя упадет

Жизнь уйдёт постепенно

Постепенно уйдёт

А не лучше ли сразу

От удара ножа

Выпить белое море

В темноте этажа?

В узловатых развилках

Этих каменных гряд

Жизнь свою ты разбил как

Сиреневый сад.

Изолятор 1962

* * *

Нет врагов – одни попутчики.

Никого и бес не путает.

Только стонут в тюрьмах мученики,

В телогрейки ноги кутают.

А Москвою – барин с тросточкой,

Трость – с тяжёлым набалдашником.

За границу выгнал Троцкого:

Посчитал чужим и страшненьким.

Комсомолкой стала барыня

И, надев платочек ситцевый,

В ухажёры ловит баловня

Из сотрудников милиции.

Все давно перековались

И, сломавши наковальню,

Головами раскивались,

Приглашая гостя в спальню.

Нет врагов–одни попутчики.

Никого и бес не путает.

Только стонут в тюрьмах мученики,

В телогрейки ноги кутают.

1960-е

* * *

Брови чёрные срослись.

Мысли чёрные срослись.

Тени чёрные вечерние

На совет сошлись

Военный

И несли руками длинными

Профиль ночи на стене.

В объективе чёткой мысли –

Фотография вселенной.

Мысли чёрные срослись...

1960-е

* * *

На расправу жидок ты

Всё пощады молишь

Крови красные цветы

На грудь не приколешь

Так девизом стало ждать,

Ждать неясных перемен

И животной жизнью жить

Меж тюремных стен

Подойдёт к вам дядя плотный,

Дядя потный от жратвы

И пометит знаком сотым

Купол бритой головы

И уже бежит вприпрыжку

Раб отдать своё лицо,

Дать листать лицо, как книжку.

Неживым глазам глупцов

А за ситец в крапинку

Или старые часы

Раб целует папеньку

В ручку и усы

1960-е

* * *

Это страшное здание

На окнах – ржавые полосы

Здесь выполняют партзадания,

Рвут ногтя и волосы

Здесь от боли ревут –

Кровью радугу вылить

Здесь лицо твоё рвут

К протоколу пришпилить

Я вошёл в протокол,

А обратно не вышел

Подымал частокол

Копья чёрные выше

1960-е

* * *

Здесь в каждом квадрате дьявол

Здесь в каждой клетке зверь.

А я вот всю жизнь здесь проплавал.

Какое бескрайнее море

Плескалось в тюремную дверь.

Какая красивая роза

Средь каменных волн распускалась.

Теперь мне пора бы и в отпуск –

Довольно скитался моряк.

На выгнутый к радостям берег

В мечтах своих скромных высаживаюсь.

Но время велит быть на страже.

И снова кинжальным огнём

Встречают меня пулемёты,

Дорог бесконечные ленты

Скользят над расстрелянным днём.

1961

* * *

Когда в девятнадцатом

Тебя повели на расстрел –

Меня взгромоздили на дыбу

В моём шестьдесят втором

Я встрече с тобою рад

1960-е

* * *

Я ещё не вырос

Всё ещё мал

Я никак не вырвусь

Из одежд ранних

О как много в этом поле

Тяжело раненных!

О как много крови лили

Эти люди зря!

Голубые чертят линии

Мёртвая заря

Кто нам вспомнят их фамилии?

На каких ещё поверках

Этих лиц печальный строй?

Чёрным пугалом начальник

А над ними время строит

Голубую свою церковь

Кто нам вспомнит их фамилии?

1960-е

* * *

Пулю в лоб вгонит,

Чтобы крепче спать –

Выкинет ладони

Ярких звёзд ждать

Разве это выход–

Выехать туда,

Где совсем тихо

Плещется вода?

1963

* * *

Всё красивое кроваво

Дней веселая орава

Прокатилась под откос

Здравствуй, матушка Россия,

Я люблю тебя до слёз

Говорят, тебя убили

Для меня же это бред

Знаю я, что без огня

Не бывает света

Голубой высокий свет

За собой ведёт меня

И приду я к той стене

Где лежат твои сыны

Кто-то вырвет автомат

Из-за спины

Твоим сном честным, чистым

Дай мне встретить этот выстрел

1960-е

* * *

Постарел, осунулся

Не танцую яблочка

Так чудесно изолирован

От всего ненужного

На холодных этажах

Сплю спокойно на ножах

Столько вытянули жил –

До луны тех струн хватило б

Я бегу, за мной по следу

Люди, лошади, собаки

Всё затем, чтоб в дальнем буйном

Не звенеть мне звонким бубном

Как земля преобразилась!

Человек идёт и светится

Разве это так уж мало –

Наяву увидеть Бога?

В этом таинстве я с вами,

Сердцем с вашими глазами

И когда меня толкают

Лоб разбить у линий ломаных

И бегут за мной по следу

Люди, лошади, собаки,

Я готов открыть вам небо

Золотым ключом надежды

1963

* * *

Весь из серых закорючек

Вырастал нелепый день

Подрастал и Ванька-ключник –

Факел крови в бороде

Дымной кровью обожжён

Приучал меня к труду –

Вознести над красным дымом

Пятикрылую звезду,

Сумасшедший строить дом

Без дверей и без окон,

Чтобы едкий красный дым

Разъедал глаза икон

Ванька-ключник, Ванька-ключник

Хватит уж, побаловал

Посмотри-ка: на крыльцо

Новый день пожаловал

Факел крови в бороде

Погаси – не в моде он

Посмотри, какие звёзды

Встают над Россией!

1960-е

* * *

Я ослеп от синих ламп

Боли,

И от ваших чёрных лап,

«боги!»

Там, в холодных казематах,

В тех домах казённых,

Как шары, катались в лапах

Головы казнённых.

Я ослеп от тех шаров

По могилам-лузам.

Я оглох от тех шагов

По кровавым лужам.

1960-е

* * *

Ступени коробились

От веса их тел

Здесь каждый сукин сын

На землю давит плотью

Ступени висели

Над той крутизной

Внизу зеркала

В синих запахах Потьмы

Ладони коробились

Ладонь, словно бабочка,

Летела сквозь ночь

Подругу найти

1960-е

*.*.*

У вас весело

Гитара в жёлтые круги,

В синие – махорка

Вошёл человек–семьдесят серебряных лиц,

А одно деревянное–в профиль:

Нары судорожно просунулись рёбрами

В свет от окна

1960-е

* * *

Стены вращались

Известковою мельницей

Руки и вещи

Мелькали, как молнии

Жили мы молча

Зачем эти речи?

Молча друг с другом

Глазами прощались

Стены вращались

Их делали выше

Руки рабов,

Обагрённые кровью

1960-е

* * *

Нам разбить не дано немоту,

Словно клетку – птахе.

Друг Синявский, подсини красноту

До багрового страха.

Страшно много посеяно

Было красного семени.

Срок надежды истёк.

Из кровавого семени

Выполз чёрный цветок.

1960-е

* * *

Я бы тоже смог на воле

Быть врачом, быть инженером

И в такой завидной роли

Для других служить примером.

Мной тогда бы мать гордилась:

Сын партиец, сын в почёте...

Может быть, сильнее б билось

Сердце в пламенной работе.

Только мне не нужно это.

Жизнь прожить хочу я честно.

Мне и в лагере не тесно,

И в тюрьме хватает света.

Я солдат, и не в обозах

Я иду навстречу бурям.

Я поэт советских тюрем –

Не могу писать о розах.

Я приветствую восстанье!

Враг застоя, враг упадка,

Враг советского порядка,

Я приветствую восстанье!

Так поэт всегда образчик

Красоты нестройным толпам.

Я пройду по сонным ОЛПам

Как бунтующий отказчик.

Я Советам буду вреден

Даже тем, что существую.

Даже тем, что, болен, бледен,

Я пою и торжествую!

1960-е

* * *

А во всём остальном,

Наплывающем извне,

Я уже в коммунизме,

Дорогие товарищи.

Осторожно:

Окрашено кровью

Моё лицо.

Я породнился кровью

С вашими кулаками,

Господа коммунисты

1960-е

* * *

Я родины сын

И это мой сан,

А всё остальное – сон.

Весом арестант во мне,

Живёт в моей стране.

Всегда от голода пучит

А сердце скачет, стучит и хочет

Того, что молодо.

В небеса

Колесом

Катиться моей стране –

Дьявольской колеснице.

И мне катиться,

Взмахнув рукою зелёным лесам,

Очутиться в стране бессонного

Стенами, станами, стонами

Ставу я смещённым в сторону,

Возмущённым экранами будней

Ранами, стаканами винными

И длинными любовными романами

Грозя грозе,

Грозы разбрасывая,

Вижу я массовое

Слезе служение

И заклинания твержу,

Стоя на своей поэтической стезе

Так я родине служу

Я родины сын

И это мой сан

А всё остальное – сон

Я арестант политический,

Служу перу и тачке

Не очень запачканный

Стихи свои слагаю

И ругаю –

Зык из домзака –

Звяканье оков,

Большевиков лики правящих

И в колонках газет официальных

Нет моих орущих стихов

Так я служу родине

1960-е

* * *

На съезде в цитатах по грудь

Оратор, увы, не утонет.

На избранный партией путь

Страну чуть живую погонят.

И вот уже, как от погони,

Столыпинский мчится вагон

На север, и суйте ладони

В полнеба огромный огонь.

А там и мамаша заплачет:

У сына чахотка, цинга...

Становится меньше нас. Значит,

Подарит вам город тайга.

Приедут сюда новосёлы:

Не строят они новых сёл,

И наше кирпичное соло

Присвоит себе комсомол.

Одних зароют под шпалой,

Других по шпалам в тайгу

Погонят на лесоповалы –

В ненастье, в чахотку, в цингу.

1970-е

* * *

В сумасшедшем доме

Плаваю, как рыбка.

В чёрном водоёме

Плаваю, как рыбка.

Улыбаюсь робко.

Мир – в меня вошедшим.

О, как много чёрных чар

В доме сумасшедшем!

Вы ли меня выловили,

Вытянули в стороны,

О, чёрные вороны,

Чёрные вороны?..

1970-е

* * *

Я давно уже не тот,

Сердце вовсе не скала.

Проступает на лице Соколов, скаля.

С корабля убрали парус –

Шёлк тончайшей вышивки.

В цирк хожу и в бане парюсь

И глотаю вишенки.

Валентин Зэка напишет

Вам картину «Ай, люли!»

На сто метров станут выше

Ниже ставшие кремли.

За большую денежку,

Выданную кассами,

Можно душу выдавить

Красными колбасами.

Посмотрите: на столах,

Мной для вас расстеленных,

На бутылочных стволах –

Не глаза ль расстрелянных?

Да, они. В Христово тело

Вилку гнать вам, мальчики.

Встречу вам бегут огни

В ваши злые пальчики.

Каждый клинышек двояк.

В каждом остром клинышке

Тихо ангелы стоят

С золотыми крылышками.

Ну, а я уже не тот.

Сердце вовсе не скала.

Проступает на лице

Соколов, скаля.

1970-е

* * *

Не выпускают из Союза,

Навеки к тюрьмам приколов,

Словно булавкою медузу,-

Терпи, Соколов!

Терпи, птица,

Не для тебя Швеция,

А для тебя милиция

Наша советская.

Прошусь на оправку.

Начальник железный

Не вынет булавку:

В камере хезай.*

Ноги расставив –

К толчку змеёю члена –

Сижу, прорастаю

Мелодией тлена.

Смерть во мне каменная.

Птица тянет крылья.

Носится по камере

Белое бессилье.

А начальника из волчка-

Глаза чёрная точка.

Ненависти из зрачка –

Пулеметная строчка.–

1970-е

* * *

Они меня так травили,

Как травят больного пса.

Косые взгляды, как вилы,

Глаза, как два колеса.

А мне только девочку жалко

Осталась среди собак

И смотрит светло и жарко

Во мрак.

Они меня переехали

Телегой (больного пса!),

И смех ли, весёлое эхо ли

Послали мне небеса?

А мне только девочку жалко:

Осталась среди волков

И смотрит светло и жадно

На быстрый бег облаков.

1970-е

* * *

У меня на льдине

Холод обжигающий,

А из синих линий –

Сердца угль пылающий.

У меня тоска – искать,

Осваивать полюсы.

У меня тоска – таскать,

Рвать себя за волосы.

Тридцать третий год сижу,

Сердце стало адом,

Сердце стало кладбищем,

Стало мёртвым садом.

Тридцать третий год сижу,

Весь в железных полосах.

И северным полюсом –

Седины в волосах.

Значит, я обогатился

В заповедных сих местах

И не вниз, а вверх катился

В голубых своих мечтах.

Значит, я не зря сидел

С детских лет до седины

И от холода синел

На просторах ледяных.

Тридцать третий год сижу.

Сердце стало кладом,

Сердце стало клавишами,

Стало майским садом.

1980-е

ЧЁРНЫЙ ЧЕРНЯХОВСК

ПОЭМА

В кумачовой стороне,

В нашей солнечной стране

Будешь мыслить зло и лихо

Против власти, станешь тихим.

Повезут, как на коне,

В Черняховск на «вороне»,

Где больница – как тюрьма

На округлости холма.

Где ты видел белых птиц?

В психбольницах?

Видел ты людей без лиц

В психбольницах?

Здесь больной, как голубь, кроток.

Как тигрица, медсестра.

Здесь на окнах лес решёток.

Не палаты – карцера.

Словно с белою горой,

В коридоре с медсестрой

Встреча... Юркнешь в туалет

И сидишь, живой скелет.

Ждут, пока не заболеешь,

Бледным ликом забелеешь,

Чтоб – белее молока,

Чтобы сердце с молотка.

Вот такой аукцион.

И голодный рацион.

Телевизор по часам.

И тоска по небесам.

И придёт такая боль,

От которой завернёшься

И на Библии клянёшься,

Что отныне ты король.

Был вчера ещё нулём,

Стал сегодня королём.

И, повенчанный на царство,

До могилы жри лекарства.

Со спеца сквози на спец.

Вот и сказочке конец.

Принимай, сыра земля,

Короля.

С голубого корабля

Короля.

Побежит огонь, огонь,

Чтоб очистилась ладонь.

Чтоб глаза вовек не гасли 

И сверкали мысли, 

Жарь меня на постном масле. 

Может, и зажарюсь.

Чтоб сверкали мысли ярче,

Лбом о тьму ударюсь.

А ещё страшнее тьма:

Может быть, сойду с ума.

Не сойдёшь, не торопись:

В сумасшедший дом

Закатилась твоя жизнь,

Стала чёрным льдом.

Для чего нам дурдома?

Чтоб страшнее стала тьма.

Чтоб страшнее стала тьма.

Чтоб скорей сойти с ума.

Не сойдёшь, не торопясь.

В чёрный лёд одета мысль.

Сходит в кровь твою и плоть

Ночью плачущий Господь.

Это Он в тебе заколот,

Чтоб страшней в боль, и холод.

Все больничные палаты

Жеребцом проскачет врач.

Это врач или палач,

Вдетый в белые халаты?

Он назначит вам уколы –

Кровь сочится из шприца.

Человек заплачет голый –

Слёзы капают с лица.

От его лечения

Сердце станет льдом.

Хуже заключения

Черняховский дом.

Все считают нас нулями

В этой страшной чёрной яме.

Медсестра и санитар:

Что ни слово, то удар.

Дать захочешь оборотку,

Вмиг поймают за бородку

Старика, и старика

Колет нежная рука.

И к постели примотает

Санитар ремнями.

Человек здесь не летает,

В этом чёрном храме.

Дать захочешь оборотку,

Вмиг поймают за бородку

Бесноватого жреца –

Боль сочится из шприца.

Санитар возьмёт за глотку

Человека без лица.

Средь завёрнутых ходи –

Поневоле завернёшься.

На завёрнутых гляди –

Эта жизнь, как нож, вся.

А в себе копнёшься –

Не фиалки там растут.

Тяжело нам тут.

А позвольте вас спросить:

Вы за что сюда попали?

Здесь, как дождик моросит

В тихий скорбный час печали.

Вы за что сюда попали?

Может быть, вы за границу

Добивались выезда?

Иль лицо у вас – звезда

В пасмурные лица?

Кто посмел вас загасить,

Вы позвольте вас спросить.

1970-е

В нас стреляет тишина.

Мы стреляем в тишину.

Притаились ангелы

За дверными косяками.

Ночь нас ловит чёрными

Жадными руками.

И откуда-то со дна

В нас стреляет тишина.

А глаза у тишины

Зелены.

Твой портрет шагнул в меня

Со стены.

1962

* * *

Свет прольёт глазам раба небо.

Очаровав чёрным смерчем ночи,

Я ищу тебя – царицу сердца –

Всю осыпать чёрными цветами.

Я ищу тебя в саду, и взгляду

Ночь грозится своим чёрным дымом.

Наяву моим ресницам снятся

Сны с живыми чёрными цветами.

Я целую твои веки, руки,

Обнимаю твои плечи плача,

Очарован золотыми светами

И большими чёрными глазами.

1961

* * *

Не обессудь, послушай:

Тяжёлый путь прошла моя душа

Я шёл такими дикими местами

Где человек быть не стремится выше

На каждой плоскости ты был раздет

И вынут из пропасти своих печальных дум

А руки стынут на ветру от счастья

А руки станут синими от света

Теперь ты ищешь у меня тепла, огня

Я дам тебе любви так много

Беги в меня – я золотая дверь

Я ночь,

Я песня,

Я – дорога.

1961

* * *

Она искала на этом пути

Не тихих утех и не сладостей.

У бледных, лицо оградивших горстей

Решенье уйти от всех.

Она принимала ночами мужчин,

Любила их очень, не очень.

Она предлагала им тёплое тело,

Была примечанием к ночи.

Читали её и всегда по складам

И мяли руками страницу

И как-то не видели тихую странницу,

С которой бы плакать, молиться.

Её принимали таким шоколадом,

Который и сладок, и рту холодок.

А ночь отдавала её как мечту

Живую для мёртвых дорог.

И шли через сердце тяжёлые ноги,

Ноги-колонны, ноги-слоны.

Зачем же искать вам тепла на холодной,

Не понятой вами дороге?

1960

* * *

Число глубин неисчерпаемо,

Они в глазах твоих, во мне...

Как птица раненая – тайна

Лежит у дня на сером дне.

Она и в небе кружит, кружит,

И вихрем падает в зрачок.

Моё крылатое оружье,

Тебя люблю я горячо.

Несу руками иссечёнными

Тебе навстречу каждый дом,

Чтоб ты могла крылами чёрными

Оставить тень свою на нём.

1961

* * *

Если статуи начнут

Танцевать на пьедесталах

Если ночь мою качнут

Чёрным пламенем в бокалах

Я и сам к тебе навстречу

Червой лилией качнусь

Рук твоих просить у ночи

Губ в глаз и сердца, милая.

1963

* * *

Хлещут чёрные струи

Ночи в стёкла окна.

Чёрными стали вещи,

Чёрными стали руки,

Падает в чёрные реки

Желтая птица – луна...

1961

* * *

Простынёю – белым саваном –

Подчеркни румянец щёк.

Хороши мы ночью – браво нам!

Твой на чёрных гранях танец

Я хочу продлить ещё.

И во мне есть танцевальная

Крутобёдрая струя,

Когда каждая минута –

Как гитарная струна.

1961

* * *

Звоном стальных пружин

Любовь поёт из матраса.

Тело своё обнажи,

Груду горячего мяса,

Тело своё покажи

Мне – я красивый оценщик.

Смело кладу на ножи

Голых смеющихся женщин.

Им раздеваться весело.

Каждый их член трепещет.

О многоглазое тело

Голых смеющихся женщин!

1961

* * *

Выше ночи чёрный бубен!

Этот час весёлый – наш.

Пить девчонкам красногубым

Тишину из чёрных чаш.

Ночь на лбу твоём оттиснет

Знак – губами припаду.

Как легко почиют выси

На цветах в твоём саду!

1961

* * *

Рот твой накрашен,

Ногти тоже.

Белая чаша –

Тела овал.

Я эту чащу

В ночах целовал.

Пьёшь из неё,

И всегда остаётся

Тело твоё –

Как струя из колодца.

Но я не пустыня,

Чтоб пить без конца

Мутную пену

Пустого лица.

1961

* * *

Воскресали в воскресенье,

В понедельник умирали.

Длинной ночи тёмный лик

Болью сердца измеряли

И копировали позы

Женщин, всё ещё не мёртвых.

Как просвечивали розы

По ночам у них в аортах,

Как просвечивали тайны...

1961

* * *

Я к ним иду.

Я их еда.

Следы зубов

На сердце острых.

Ночное солнце

Простых и пёстрых

С улыбкой входит в города.

Их миллионы.

В миллионах

Весёлых кукол,

Таких смешных,–

Мои иконы,

Мой неба купол,

Мой светлый жребий

Меж тёмных их.

1961

* * *

Улыбочка кривится

Под вечер сплыть с лица.

Под вечер как-то мягче

Становится всё сущее:

Не режут глаз плакаты,

Не так страшны девицы,

За мягкий сумрак улица

Легко скользит плывущая.

О, этот профиль, каменный,

Как я влюблён в него,

Когда он к звёздам вздыблен

Стеною вертикальной!

О, этот час печальный –

Как я влюблён в него!

И я горжусь по праву

Его красой зеркальной.

1961

* * *

На высоких каблуках,

Кажется, плывёт

На высоких облаках

Свет заката.

Город спать ложится,

Город крестит рот.

Ночь над нами кружит

И зовёт куда-то.

В этих чёрных ямах

Что мы потеряли?

Золото ль червонное

Или только медь?

Я хочу любить

В этом чёрном зале,

Этой чёрной силе

Песни счастья петь.

1961

* * *

Я уйду от всех знакомств

Душу, тело под замок  

Нет, я с вами не знаком

И не хочу знакомиться

Одному под старость лет

Мне нужнее солнце

Одному так мало слов

Нужно чтобы объясниться

Что мне снится?

Что мне снится?

Жизнь красавиц и цветов

Очень нужно мне увидеть

Небо

Это так непросто

С облаками уходить

В дальние походы

К вечным таинствам природы

Я б хотел прильнуть руками

Очень нужно мне увидеть

Небо

Каждую минуту

Видеть небо

Я уеду от всех знакомств...

1960-е

* * *

Тих и я, и вы негромки,

Там у дня на жёлтой кромке

Вы сидите, ноги свесив,

С высоты в цветущий сад.

Вы слыхали, как цветы

Ночью говорят?

Как плывёт над ними месяц

По серебряной стезе

По серебряной стене

Ночь расставит чёрных лестниц

Бесконечно длинный ряд.

Вы слыхали, как цветы

Ночью говорят?

Золотой плывёт бочонок

В океане сна,

Чтоб прозрачней стать волне

В океане сна,

Чтоб светлее вам любить

Ваших маленьких девчонок,

Чтоб касаться в поцелуе

Золотого дна.

1962

* * *

Полюбили меня зеркала и гитары.

Я в в тех, и в других отражён.

Полюбили меня зеркала и гитары

За горячее счастье в чужом.

А у ночи на чёрных уступах

В каждый час, как в таинственный лес,

Я вхожу с неизбывною жаждой

Целовать вас, весёлых и глупых.

Жизнь – одно, но объёмное слово.

Заблудился я в синих туманах.

Мне за сорок, но снятся ресницам

Сны, которые в юности снились.

И торжественно верится в сердце,

В то, что всё оно может и знает...

1962

* * *

Есть у моих рук

Друг.

У ночи на чёрной реке

Как лебеди – белые руки.

А в доме так много лестниц

И страшных холодных зеркал,

И в каждое тихое зеркало

Скользит обнажённое тело.

Как чёрный над городом парус

Мой час,

И у самого лба

Глухое дыхание неба.

А в доме так много лестниц,

Что можно сойти с ума,

Целуя спокойно и нежно

Твоё обнажённое тело.

1962

* * *

Цветок, осыпаясь,

На девушку очень похож,

Когда, просыпаясь,

Она наклоняется в сон свой –

Блестит затонувшее солнце,

И сон превращается в ложь.

У тени

Твоей в моей нет конца.

Ступени

В глубокую тайну упали.

И жадные тянутся руки

С любовью коснуться лица –

Блестит затонувшее солнце

И душу согреет едва ли.

1962

* * *

Сквозь усталость, как сквозь лес,

Прохожу с трудом, вхожу

В твой уютный дом

Смотреть,

Как бегут твои часы голоногим маятником

В смерть за чудом обновления.

В твой вхожу уютный дом

Воскресить былого тени.

Пусть они в кровавых знаках

На руках

Увидят солнце

В небе моего лица.

Утром

На постели, смертью смятой,

Ты найдёшь мой труп...

1962

 

* * *

Будьте осторожны!

Вас женщина любит  

А это очень опасно

Постольку поскольку

Любить не умеют сегодня.

Хотят вас иметь

Ручной обезьянкой

Водить на цепочке

Вокруг обнажённого тела

Орудье убить человека...

Особенно бойтесь красивых!

1962

 

*   *   *

Всё, что написано, – проба,

Проба подняться из гроба,

Проба поднять тебя, небо.

Вставшим с далёкой тропы

Трудно ногами уставшими

Вырвать себя из толпы.

Трудно, шагая по краю

Дня, наклонённого вспять,

спать.

 А вокруг тебя сонных

лиц

лес

вырос.

И ты

влит

в это

Пустое скольжение лет.

Всё, что написано, – проба.

И лишь с высоты креста

 Можно понять тебя, небо,

Хлебом

Насущным у рта.

1960-е

* * *

Как гиря пудовая

висит на душе

У поэта

Действительность новая

1960-е

* * *

Все хотят одного –

Лишить тебя знамени.

Убеждают: не надо,

Не надо бороться;

То ли дело в постели,

В театре, на кухне,

В гамаке, в ресторане,

В семейном уюте.

Ты им нужен затем,

Чтоб умножить число их.

Заслонить их от Бога,

Которого чувствуют

И боятся: в постели,

В театре, на кухне,

В гамаке, в ресторане,

В семейном уюте...

Но когда ты в лицо им

Бросаешь насмешку

И уходишь свободный

Красивый и сильный,

Каково им в постели,

В театре, на кухне

Знать, что есть еще люди

Влюблённые в небо?

1962

* * *

Закинут в такой уголок,

Такой паутиною заткан,

Но светит из тьмы глаз-уголёк

И рада душа-загадка

Чему она рада, чему она рада?

Радуга

Через лес души

Радуга

Через сад взгляда

Радуга –

Радуйся –

Песни пиши

Все плывут в одну сторону

А я в другую сторону

Мчать меня через страну

Черному ворону

1960-е

* * *

Обвели меня чёрным ободом,

А я не был ни Данко, ни Оводом

Обожжёнными красными землями

Ходим мы, плачем мы и не дремлем мы

И любуемся оком недреманным.

Человеческим сердцем поломанным

Но особенно женщины – бюсты их

С каждой полки подветренной падают,

Но особенно женщины – чувства их

Никого глубиной не обрадуют

Так живём мы пустыми обрядами

И пытаясь вступить на стезю,

Ночь и небо под нами – не рады мы

Видеть тело нагое внизу

Обвели меня каменным поясом,

Стал я крепостью, ждущей осад,

И хотят, чтобы северным полюсом

Вырос южный – сиреневый сад

Подождите, и час этот скор,

Будет вечер, и светом серебряным

Обозначатся контуры гор

Но особенно женщины – слёзы их,

Обнажённая немочь плеча,

Но особенно женщины созданы

Для танцующих рук палача...

1962

* * *

Час пробил – хана ханыгам

До свиданья, чайхана!

Горе тем, кто не попробовал

Горя горьковского дна.

Здравствуй, унтер Пришибеев!

Мне большому разреши

Подарить глазам плебеев

Книгу солнечной души

Горе тем, кто не изведал

Рук, завязанных узлом

Тем, кто каждый день обедал,

Так свирепо не везло.

Вам еще немало топать

Через жизнь, ходуля ног

Потому что в каждом деле

Колеи больших дорог

Час пробил – хана ханыгам

Закрывайся, чайхана!

Горе тем, кто не изведал

Горя горьковского дна.

1961

* * *

Я бы с вами разминулся,

Да живот ваш слишком толст

Утро. Неба синий холст

Над полями развернулся

Я на родину вернулся

Тих, красив и холост

Я бы с вами разминулся,

Да живот ваш слишком толст,

И к тому ж я не Толстой

Примиряться с толстотой –

Я большой любитель драться

Но страны советской житель

Должен быть смиренен

Так учил нас Троцкий

И товарищ Ленин

Но и всё ж я не Толстой

Примиряться с толстотой.

1961

* * *

Эй, Маяковский,

Выканывай, бестия!

Левый твой марш

За волосы вытащим.

Бодро шагают

Мильенов двести «я»,

К небу взметаются

Пыльные нитищи.

Лыбишься? Рад?

Правда, сильная нация?

Лиц не увидишь –

Одни рукомойники.

Это и есть вот

Стан – дар – ти – за – ция,

Памятник серый

Поэту- покойнику.

Ах, интересно увидеть бы нынче Вас

Милый Володя, как прежде, бунтари

Так интересно, какими бы линчами

С вами б расправились нынче

Товарищи.

Вы ведь теперь хрестоматией сонною

Стали,

Жуют Вас по школам,

На лекциях.

Ваших словес ерунду

Многотонную

Всюду разносят как мухи

Инфекцию.

Вас разложили

По розовым полочкам,

Вас изучают почтенные

Критики,

Сыпят в корыта,

В корытца, в корытики

Этаким стильненьким

Комсомолочкам.

Кто Вы теперь?

Вы – салонное чтение.

Знаю людей,

Что хотят осалонить Вас.

Вас, Вольдемар,

Пролетарского гения,

К бурям взывавшего

Глашатая масс.

Думали Вы,

Что Вы солнце экватора,

Милый, куда эта гордая поза?

Вы, дорогой мой, в петлице диктатора

Ныне совсем облетевшая роза.

1959

* * *

Есть у града Ленинграда

Дом, в котором дым столбом

Дом, где гранды красной банды

На бандурах пропаганды

Издают ужасный гром

Есть у града Ленинграда

Дом, в котором дым столбом

Есть у града Ленинграда

Горсовет и гороно.

Может быть, и с гор оно

Циркуляры шлёт в низину

И народ клюёт мякину,

Государству сдав зерно

Есть у града Ленинграда

Горсовет и гороно

1960-е

* * *

Ублюдок льнёт к ублюдку

Легко здесь утонуть

Желудку служа,

Здесь лижут

Тарелки и зады

Здесь ниже

Дома и звёзды

Над неживыми этажами –

Пятиконечный взлёт звезды.

1960-е

* * *

Вам Крым

Нам Колыма

Нет крыл

Тюрьма

Заслон

Стоит стальной до небес

Вам сон

Нам явь

В ней сна вашего вес

Нам явь

И чей-то качается зад

Намять

Шарами тугими глаза

На вы

Недолго нам быть суждено

Вы и мы

Скоро сольёмся в одно

Головы

Твоей поиграем мячом

Галуны

И звёзды,

Как козы с плеча на плечо

Солёным

Ветрам набирать высоту

В салонах

Котлета –

Как жаба во рту

1960-е

* * *

Мы противопоставлены

На грани дня и тьмы –

С одной стороны – Сталины,

С другой стороны – мы.

А жизнь такая белая,

Стократ белей белил,

И Берия был белым,

И Сталин белым был.

Душа и тело впроголодь,

Глаза сухим жнивьём –

Без проволок, без проволок

Мы вовсе не живём.

И мечутся Сократы,

Которых сократить...

Солдаты – сталь во взглядах –

Идут.

Сократы мечутся –

Свой ум и совесть скрыть.

Мы противопоставлены

На грани дня и тьмы.

С одной стороны – Сталины,

С другой стороны – Мы.

1960-е

 

* * *

Из дымов пороховых

Стены встанут лиц живых

Из загаженных домов,

Страшной ночью подожжённых,

Из глубоких чёрных скважин

Встанут тысячи дымов

Страшно будет одному

Солнце ждать в густом дыму

Но страшнее в дне пустом

Жить совсем пустым

Поджигайте каждый дом,

Пусть чернее дым,

Пусть глазам ещё темнее

1961

* * *

А вы, скоты, скатите

Меня с высоких гор

А вы, скоты, схватите

Меня – и за забор

Сидеть

И со скотами

Верёвку срока вить,

Охранника винтовку

Зрачком в зрачок ловить

А вы, скоты, скажите,

Когда игра начнется,

В окне моём гора

Огромная качнётся,

И вас, скотов, на скатерть,

Раскатывать в блины,

Из-под сапог разматывать

Тугую нить длины

1980-е

 

* * *

Штурмуем бастионы,

Берём каждый день Бастилии,

Носим красные штаны,

Дети сатаны.

И любим красную страну.

Шершавые бетоны

Сковали стебель лилии –

Не знает, как цветёт сирень

Девица без фамилии.

1960-е

* * *

По земле сады, сады

И следы, следы, следы

А по сердцу холод, холод,

Холод, словно синий молот

Бьёт

Сведет она с ума

Эта длинная зима

Ты за ней следи, следи

Кружат белые следы

Под каскадом белых кружев

Ветки синие висят

По утрам сверкает инеем

Подошедший к окнам сад

А по сердцу холод, холод,

Холод, словно синий молот

1961

* * *

Я на воле вольным стал

Мысли словно волны в сталь

И от этого «на воле»

Только глубже море боли

Лиц мелькают острова

И слова, слова, слова…

Я на воле вольным стал

И меж пыльных стен

Проношу свой полный стан

Окнам сдаться в плен

Между тысяч есть одно –

Прорубью на дно.

Мне стволами пушечными

Эти окна явлены

В грязных стеклах мутный блеск

И кричит зеленый лес

На камнях раздавленный

И срываясь с пьедесталов

В небо статуи плывут

Люди липкие хвостатые

В тихий прячутся уют

Да от этого «на воле»

Только глубже море боли

1961-е

* * *

Жирное сладкое тело

Купчихи глухое ко всем

Болям сделает

Меня абсолютно тихим

Оно меня осилит

Жирное сладкое тело

Россия

Сытая

Тихим меня сделает

Я люблю вас, прыгающих

Выше высокой планки

Я люблю ваши планы

И игры

Я люблю вас, тигры,

Спинами мелькающих

1960-е

 

* * *

Если вены расхлестать

Крови красные хвосты

По стенам пойдут плясать,

Изогнутся нависать

Чёрные мосты...

Выпью грамм триста

Заору в голос

Ждёт меня завтра

На работе голод

От труда горбаты

И горбы как гробы

Мы не люди – лопаты

В черных пальцах судьбы

Жрать захочешь – выроешь

Яму ближнему своему

С каждым днём ближе

И понятней тюрьма

По ночам к тебе бежать

Тихой сказкой письма...

1963

* * *

В каждой слове – собор

В каждом слове – Сибирь

Огневые рождающий струи

Рот –

Это твой эшафот

Умереть за сказанья живые.

Выйдет в красной рубахе палач–

Политрук

Рвать палитру из рук

В трупных пятнах и в знаках отличия труп

До предела циничен и туп.

Он уронит топор

В каждом слове – собор

Кровь рождается пролитой кровью

В каждом слове – Сибирь

Зарешеченный дом

И огонь под нахмуренной бровью.

1963

* * *

Руки белые заломишь

И скользишь по мёртвым залам

Ничего не видишь, кроме

Крови

Крови голос громок

Крови голос громче грома

В орудийном громыханье

Или в шёпоте любви

Всё равно вы душу топите

В крови

В тяжёлом топоте

Бегущих за лицом

Кровью крапленые вещи

Замыкаются кольцом

Крови голос очень громок

Крови голос громче грома

1960-е

* * *

Чужие мы, отрезаны

Глаза от глаз, рука от рук

У всех сердца железные,

Не ведавшие мук

Засиженные мухами

Портреты на стене

Живут живыми муками –

Кричат у дня на дне

Остановитесь! В раме

Из дерева и лжи

Остановитесь – с вами

Бросаться на ножи

Солнце восходит

Виднее потери

Солнце стучится

В железные двери

Сердце стучится

В шквал и шкалу

Чёрные лица

Лежат на полу

1960-е

* * *

Ваших баб легионы

Под знамёнами секса

Ревут, как коровы,

В тоске по быку

Я несу человеку

Стихотворные тексты,

Злыми мыслями чёрными

Заполняю строку

А волос моих космы

Упадут на лицо

И приблизятся лица

Ваши видеть меня

Говорят, Маяковский,

Есенин, Кольцов

А мне страшно, мне страшно,

Вас любя, ненавидеть...

1960-е

* * *

Я где-то на кривых,

Продлённых в область чуда

Я в пальцах неживых

Твоих, Иуда

Я голову свою подам

На золотой подносе

Покрытым пылью городам

Тебе, осень

Тебе, осень,

Роняющая плоды,

Жёлтая, догоняющая,

Оставляющая следы

1960-е

* * *

Бежать от лжепророков:

Мне их слова – ножи.

Люби мою голову, палач,

Руби мою голову,

Погрязшую во лжи.

Весёлыми рубинами

Осыплет листья осень

По золоту осин.

О, небо – синий сев.

У неба – синий зев.

Бежать от лжепророков:

Исчезнуть в синем зеве,

Услышать в тихом зове

Земли могучий трепет.

Так умирают короли

Под колокольный лепет,

С усмешкой в тихом слове.

Какой-то идиот,

Уверенный в победе,

Навстречу мне идёт,

Во мне, пустынном, бродит

Пространными речами

О детях, о погоде

Он спать мне не даёт,

Во мне, тупой я длинный.

Но стоит мне качнуться

К вам, милые цветы, –

Ах, я люблю вас очень,

Ведь с вами я на ты, –

Как снова вижу звёзды,

Глаза прекрасной ночи.

1960-е

* * *

Если ты из круга выпал

Повседневных будних дел.

Начал мыслить о царевнах

У окна в часы досуга,

Знай: в тебе найдёт врага

Око трезвого соседа

Отнесёт он слепок следа

С голубого сапога

И займутся органы

Измерением длины

Царства сердца и лица

И найдут лекарство,

Чтобы вылечить тебя

Или в краже уличить

Уличив же, увеличить

Штат тюремной стражи

Помни, друг, у нас не в Штатах –

Чуть помыслишь о цветах

В тёмных каменных палатах –

Будешь распят на крестах

Даже девушка в цветке

Усмотрела что-то жуткое,

Что-то родственное водке,

Этой огненной реке

Ну, а пьяных все боятся

Эй, спусти собаку с цепи!

Пусть укусят пьяницу

Умный пёс свирепее

Вспыхнет вольтова дуга

Радости в глазах соседа

В пальцах новый слепок следа

С голубого сапога

1960-е

* * *

Очередям и дождям унылым

И пролетарским вождям

С загривками толстыми

Отданы – годы и годы

Холст страны СССР сер

И не озвучен скрипками царскими

Тучам подданных

Отданных враждебным силам

Этим сциллам и харибдам века

Жить стремлением к хлебному –

Духом насыщения брюха

И скулить, скулить, прося правды

Кривду видя

Во всей наготе её мерзости

1960-е

* * *

Я от всех вас отрешён,

Пью крюшон ли, водку.

Я от всех вас отрешён,

Отграничен чётко.

Если воздух – только плазма

Для скольженья рук и ног,

Чёрной бабочкою глаза

Отыщу я свой платок.

День выталкивает гадких

С жёлтых граней кубарем.

Слов красивых, ярких, кратких

Ищут мои губы.

А сказать их некому.

Вы за кромкой дня,

Хрипло кукарекая,

Ловите меня.

Я от всех вас отрешён.

1960-е

 

* * *

Так меня заполонили

Мысли разные о прочем

Так меня запеленали

В камень,

Сделали рабочим

Им трудней сражаться с князем

С графом им труднее сжиться

Современный Стенька Разин

Скот пасёт и сеет жито

А вот граф, поди ж, не хочет

Покориться грубой силе

Знает: ненависть к рабочим

Ныне есть любовь к России

И приходит он в закуток,

Где за полночь рёв бараний,

Дым дешёвых самокруток,

Фильм фальшивый на экране

Скучно графу, грустно графу

Мыслей серая графа

Не к графине, а к графину

Манит

Долго ль до греха?

Как пойдёт писать губерния

Вихрем кожаных ремней

Поневоле станешь тихим

В тихом царствии теней

Приходилось: попадался,

Спотыкался, дальше шёл

Над глазами с треском рвался

Воздух –

Тонкий синий шёлк

Милицейские погоны,

Грязных стен весёлый взлёт

Угадай, бюро погоды,

Завтра солнце или лёд

Милицейскими погонами

Путь наш к солнцу вымощен

За огнём идём по горам мы

Ждите, женщины, мужчин!

1960-е

* * *

Но не все мы комиссарили.

Были цари и другого покроя.

Были люди по духу, по крови

От Ноя.

Не шарили мы по чужим погребам.

Не жарили мы из людских сердец

Яичниц жёлтых, в дырах.

Не все ходили в командармах,

В командирах.

В командировки

Жёлтых папок с собой не таскали.

В лапах, в лицах

Льются портреты Сталина.

В нотах сталинского волка –

Руки в бугристых мозолях,

В нотах посольским державам великим –

Руки в державных мозолях.

Не жарили мы из сердец людских

Яичниц жёлтых, в дырах.

Не все комиссарили,

Не все.

Лишних стремясь поставить к стенке,

Тонко квартиру Союза обставить мебелью стильной

Сталин давил нас десницею сильной,

И выжималась из нации

Чёрная слизь,

Грязь

Чёрная глаз,

С детства запроданных Родине.

Каждый час – Родине.

Нас нет.

Нас уже и не будет.

Ужас

Набросил на шею небес колесо.

Нас бросили в сон,

В смерть, в ужас.

Нас нет.

Нам надо начинаться опять

С далёких азов.

Азия,

Церковь,

Царица

На зов сумасшедшего сердца

Приходят ночами.

Нам надо начинаться

С омытой огнём пустоты.

Убитых придётся бросать, не считая.

Убитых Россия на заживо сгнивших помножит.

Россия

Убитым живыми поможет

Подняться,

На тысячах встать пьедесталов.

Нас мало.

Нас единицы.

По льдистым покровам скользим,

По лицам чужим,

По чистым, ещё не запятнанным грязью полотнам.

Нас мало,

Но плотно мы входим в прозрачную плоть

Окрашенной кровью медузы.

Союз Советский в союзе со смертью

Над бездной

По самому краю

Скользит.

Нас мало,

Но мы – железные.

В железные двери грохочем

Открыться заветному раю.

Мы жили без женщин,

Без розовых, нежных полос.

Глаза широко открывались,

И медленно капали слёзы.

Мы жили без женщин,

Без рук, без сердец их, волос,

Без этих тончайших на тонком

Льду

Чуть заметных следов,

Земных и нездешних.

И розовым станет рисунок звезды,

Утонувшей в ресницах,

Когда ожидают ребёнка,

Когда он тихонько стучится

Под сердцем у женщины,

Вровень с наполненным радостью сердцем.

Мы жили без света,

Без этих цветных переливов тонов,

Когда

Отдыхает усталое сердце.

Когда

Зажигаются синие звёзды.

Когда вы дадите нам это,

Будет поздно.

Ждать мы уже не намерены.

Ждать,

Когда так отмерены сроки, сжаты,

Ждать,

Опираясь на ручку лопаты, –

Живому могилу копать.

Ждать

Мы не намерены мира.

Ваша квартира

Взлетит, как огромная птица,

И вещи ваши

Посыпятся вниз с её крыл.

Мы не намерены ждать.

Нет сил.

Конец 1960-х

* * *

Убили Библию,

Убили белую лилию сердца.

Свинцом раскалённым

Выжгли

Глаза Богородицы

Вышли –

Выше ли вышли?

Как вам в пустыне ходится?

Вышки лагерей

Вышки нефтяные...

Дальше смотрят, выше ли

Их глаза стальные

Убили прямую линию –

Жить по кривой.

Пли, конвой,

В белую лилию сердца

Свинцом раскалённым. Мы очень долго падали.

Нас пробивал пот.

Скажите, кто там из тюрьмы

Выходит–сердца купол храма

Поёт: «Прости меня, мама»,–

И чифирь пьёт.

Скажите, скажите.

Вы что-нибудь нашли

В этой каменной яме

Сердцем погашенным?

В этом каменном храме

Было ль вам страшно?

Было.

Не будем скрывать.

Сила ясная.

Как удар молнии.

Нары.

Мать в перемать.

Крови крылатые волны –

Красная к ужасу скатерть...

1960-е

* * *

Так лежали топоры

До поры.

И ржавели топоры

До поры.

Началась эта игра

Не вчера:

Звон литого топора,

Крик «Ура!..»

Громом рушились с горы

Топоры.

На кровавые пиры

Топоры.

Там, в семнадцатом году

На беду

Правых предали суду

На беду.

И с тех пор у нас еда –

Лебеда,

А рабы и господа,

Как всегда.

И на много, много лет

Партбилет.

От народа спрятал свет

Партбилет.

И без дела топоры

До поры...

Началась эта игра

Не вчера.

Приближается пора

Топора.

Изготовлены востры

Топоры.

На кровавые пиры

Топоры!

1970-е

 

* * *

К предкам необразованным

Я бы ушёл хоть сейчас

В клетках твоих, в пятилетках,

В этих застенках жутких

Трудно рабочий класс

Предкам необразованным

Я целовал бы зады

Лип бы к задам расцелованным

Мягким клочком бороды

Только бы вам не выдали,

Только бы с вами не жить

Душу мне тяжестью выдавили

Каменные этажи

Ржавый суёте грошик,

А рвёте рублёвый кусок

Только ли пролитой кровью

Я между вами высок?

Ржавый суёте грошик

Выдоить из сосцов

Нате, возьмите хорошее

Последнее в стаде лицо

Так, пережив все стадии

Взлёта огромной звезды,

Липну к последней тетради

Мягким клочком бороды

1960-е

* * *

У человеческой кучи –

Вздыхает она и сопит –

Мне лучше,

Когда душа моя спит,

Глаза закатились...

Вы ждёте этот закат,

Когда

Глаза закатились

За линию ночи,

За сад...

1960-е

* * *

Против

Так называемой демократии

Против девки

Одетой в нарядное платье

Против

Розовой плоти

Против

Тех, кого вы суёте

В вожди

Против

Ваших слепых институтов

Против

Чего от вас ждать?

Против, против, против

Прёте

Нас к кресту пригвождать

Но нельзя против течения плыть

Кто ты?

Умерь свою прыть

В эту дверь не стучись

Она навсегда заперта

Эта дверь, эта жизнь

Эта злая черта...

1960-е

* * *

В черновиках, на черепках

Души и глаз, разбитых в брызги,

В черновиках, на черепах,

На черепахах скучной жизни

Я еду за высоким словом

В страну нестиранных рубах

Туда, где спят нагие стервы

На черепах,

На черепахах.

На глянцевитых чёрных страхах

Почиет неба синий взмах

Так сладко спит моя Россия

На черепах...

1960-е

* * *

Среди обедневших

От истин весомых –

Я весь за засовами,

Весь на засовах.

Среди отупевших

От чтения книг

Свободно,

Спокойно

Иду напрямик.

И город раскрыт мне

До самого чрева,

И дом – в нём живёт

Моя тихая дева.

Дева, девица,

Диво дивить...

Стихов не читайте

Моих,

Я прошу.

Меня не заметить

Свободно,

Спокойно...

1960-е

* * *

Я с высоких круч сползу

В ваши лица пятками

Ваши тусклые глаза

Новыми порядками

Хоть на краткий миг зажечь –

Легче мир зажечь

Меж высоких стен зажат,

Я держу к вам речь

Извините, я нарушил

Ваш покой, толкнув в сердцах

Плохо вызревшую грушу

В тёмных оспинах лица

Извините, ваш покой

Я ещё верну вам

Только вы меня верните

Мне

Себя я тихой помню

Солнцем плещущей рекой

1960-е

* * *

Никогда бы не подумал,

что такая выйдет драма.

Что навстречу мне тюрьма,

Выйдет, каменная дама,

И сведет меня с ума.

1960-е

* * *

Ледяной водой окатят.

Постригут и обушлатят

И от деток уведут

И посадят к тиграм в клетку,

И забудет папа детку,

Детки папу проклянут

И погонят по этапу

Очень тихую толпу

У конвоя на погоне–

Звёзды страшной ночи

Краснозвёздный сытый страж твой

Свежей крови хочет

А в глазах твоих распахнутых

Поместится вся тайга

И кричит дорога-птица,

Сев на кончик сапога

На себя помножив страх твой –

Братцы, вот так Англия! –

Нелегко в России драться

За тепло Евангелья

Бородой не ошибиться

Божью с Марксовой не спутать

Нелегко поверьте, братцы,

Обозначен стрелкой путь  

Между красными стрелками

Выше сильными руками

Небеса поднять на грудь

Между ангелом и бесом

Расстоянье – километры

Не в уют, не в тихий сон

Нас зовут листы Евангелья

Нынче в каждое мгновенье

Пусть ворвутся ветры!

1960-е

* * *

Оглушили как дубиной

Днями сидки в пустоте

Тот, кто жил на высоте,

Не просил у неба скидки.

Он навстречу страшным нам

Глаз выкатывал смотреть,

Перед тем как умереть

Смерть за глотку схватывал

И была причина в этом

Многих свет струящих дел –

Человек не зря сидел

Десять, двадцать лет.

Появлялись на дороге

Пятна крови, на крови

Вырастать цветам любви

И прекрасной нови.

1959

* * *

Вы молчите, а мы говорим

Иногда в нас стреляют в кричащих

Нас ломают тупыми руками труда

На костях наших ваши растут города

Там, в сибирских завьюженных чащах.

Вы живёте в квартирах, построенных нами»

И молчите как рыбы.

1961

* * *

На струнах, на стрелах,

На стонах, весомых ветрами,

Картина расстрела

Кровавою кистью исписана

И кто-то огромный

Завязнувший в каменной раме

Глазами и сердцем

Становится выше всех сущих.

Картину расстрела

Нетрудно биноклем приблизить

Смотрите! Ресницы

В крови

Как две чёрные лестницы к небу

И руки

Как струны

Как стрелы

Как крест над могилой России

Как крылья титана

Взлетевшего выше всех сущих!

1963

* * *

У тюрем мышцы,

Мыши и серый

Свет, серый

Свет скудной мерой.

У тюрем мало ли

Мятых, меченых,

Мёртвых? Мало ли

Мрака и боли

У тюрем?

Бегите

По каменным стенам

Руками и сердцем

Свободы коснуться

У тюрем!

1964

* * *

Лето, ещё лето.

Зима, ещё зима.

Ещё не кончен тюрьмам счёт–

Тюрьма, ещё тюрьма.

Начальник за начальником,

За вором вор и вор...

И вороном за вороном –

За взором чёрный взор.

За часом час и час ещё,

И выдавать, и вдуть

Себя двумя шарами щёк

В нависнувшую жуть.

1965

* * *

А длина отрубит

Отрезок живой

Железо, железо,

Конвой

Любит – не любит

Летит – не летит

Лебедь – не лебедь

Крыльями занял полнеба

А судьба обрубит

В смерть концы дорог

И прольётся солнце

На тюремный порог

1960-е

* * *

Выкрасили мальчика

В чёрные тона

Чёрная страна

И тоска бездонная

Среди серых вспыхивал

Грустный синий взгляд

Страшно так и тихо так

Жизнь ползёт назад

А сначала дни неслись,

Так ярко раскручиваясь,

Что казалось: эта жизнь –

Солнечная участь

Выкрасили мальчика

В чёрные тона

Высокие стены

И ночи без сна

1960-е

* * *

Недвижимый, подвижный,

Подвинутый на подвиг

В одних рубахах нижних

Нас подымал на подлых

Мы подымались, спали,

Шли, вырастая ввысь

Мы подымались, падали,

Навстречу солнцу неслись

Мы падали вниз в нижних

Рубахах и кальсонах

Мы падали на нижних,

На сонных,

На падаль

Мы падали вороньём

За ветвью из райского сада

На коне вороном

Воронёными

Дулами ветер свинцовый дул

Воронами чёрными трупов

Каркать в том райском саду

1960-е

САГА О СНЕГЕ

Слушайте сагу,

Сагу о снеге,

Сагу о неудачном побеге.

Ночь была мрачной. Дороги не видно.

Очень обидно

Это для шага.

Сзади собаки лаяли строго,

А впереди, во мраке,–

Дорога.

Сзади – с винтовками ловкие дяди.

Сзади – горящая ярость во взгляде.

А впереди – безысходность дороги.

Два человека. Бегущие боги.

Слушайте сагу,

Сагу о снеге,

Сагу о неудачном побеге.

Помнится этой картины громадность:

Бледность на лицах

И беспощадность

Выстрела сзади, в бегущие спины.

Помнится ярость слепая погони,

Звёзд на погоне мерцавшая россыпь,

И, словно в синем дыму папиросы,

Помнится ужас этой картины.

Помнится ужас этой картины.

Слушайте сагу о снеге,

Сагу о неудачном побеге.

Если из зоны бежит доходяга,

Стоном озвученный маятник шага

Очень короткой живёт амплитудой.

Тихо уносят сосновые ветки

Тело от зоны, от страшной запретки.

Слушайте сагу о снеге,

Сагу о неудачном побеге.

Зверя пугают в уютной берлоге

Два человека – бегущие боги.

Выше над ними – сосен молчанье,

Звёзд в небесах голубое свеченье.

Сзади – собак разъярённых рычанье,

Сзади – тоска и позор заключенья.

Сзади – с винтовками страшные люди.

Многих из них представят к награде.

Страшные люди.

И грянувший выстрел!..

Слушайте сагу о снеге,  

– Сагу о снеге.

Тихо везли их унылые дроги.

Стыли на них убитые боги.

Болью в сердцах приспущены флаги.

Плыли в глазах у людей удручённых

Эти кровавые рваные раны,

Раны, к которым склонялись в поклоне

Люди, закрытые в сумрачной зоне.

Слушайте сагу о снеге,

Сагу о снеге.

И когда после, опасливо щерясь,

Тихо друг другу об этом рассказывали,

Слышались гулко в рассказе крылатом,

Долго не гасли в рассказе крылатом

Там, вдалеке, на пустынной дороге

Два человека – бегущие боги.

1959

* * *

Вот и стал я кровавым комком

Переломанных битвой костей.

За махорочным прячусь дымком

От гостей.

Жизнь приемлю немеркнущим золотом

Упоение падать зрачком

В глубину бессловесной волны

Возвращаться с торжественной песней

О движение розовых лестниц

В мои зыбкие чёрные сны.

1963

* * *

Чего б ещё полопать

И опуститься в сон?

Палач в крови по локоть

Идёт по кругу часов

Кто это? Гитлер? Сталин?

Маршак или Сурков?

Спасите! Помогите!

Кровь!

И на красный круг

Летишь–упасть глазами

Проснёшься – путь твой крут...

1960-ые

* * *

Ещё мелькали спицы

Омытых кровью колёс

Ещё несли ресницы

Твою слезу

А мы уже встречали

Новую грозу

Нам вместо хлеба камни

Давали разгрызать,

Кровавыми руками

В небо выползать

Нам часто приходилось,

И кто-то приходил

Расстреливать,

И ветер

Как зверь голодный выл

Расстреливать –

Расчёской

Свинцовой теребить

Волосы

Расстреливать –

Расстрелянных любить...

1960-е

* * *

Голод

Рыбьих голов поиск

Голос

Желанием есть скользкий

Это пояс

Спастись в волнах

Постись, монах, постись

Восстанием

Руководит голод

1960-е

* * *

Лагерь был на все услуги:

Голод, боль, тоска – пожалуйста.

И как пели эти вьюги.

Как они умели жаловаться.

А над зоной, по-над вышками

Танец снега с кастаньетами

Злобен был и уж не слишком ли

Издевался над раздетыми.

А в бараках тары-бары

Разводили вечерами,

Грустно грезили гитары

Вечерами в чёрном храме.

Жили страшными кошмарами

Злые люди с номерами

И теперь больными, старыми

Тихо ходят между нами.

Лагерь был на все услуги:

Голод, боль, тоска – пожалуйста.

И как пели эти вьюги,

Как они умели жаловаться.

1960-е

* * *

Два глаза чёрные, моля,

Кричали в профиль нар.

Бараком били мотыля– 

Удар! Ещё удар!

На кулаках летел мотыль.

Барак орал, ярел...

Он, говорят, украл «костыль» -

И втихомолку съел.

И каждый бил сильней, больней

В лицо, живот и грудь.

А в окнах ночь плыла черней

И нарастала жуть.

И вдруг нависла тишина

Замком у ярых губ.

Решётка... Бледная луна...

Тупые лица... Труп...

1959

* * *

С нар словно чёрные статуи

Рушатся алые, косматые:

Бей его, гада!

Округлое зеркало взгляда

Кем-то разбито в осколки

Нары ломают, воют как волки

Жизнь отымают чью-то...

Эх, на минуту бы круто

Вздыбить вот это над миром

И показать квартирам

Полным цветов и уюта.

Взглядом заржавел я в рыжем

Больно мне!

Жутко мне!

Кто-то заржал и выбежал,

Нож унося в спине.

Дверью голодной проглочен

Он побежал подарить

Чёрному телу ночи

Руки и сердце в крови.

1959

* * *

В эту ночь серебром размерцались снега,

Голубым перелитые лаком.

В ату ночь арестант оторвался в бега,

Тот, кто часто смеялся и плакал.

Перед ним расступились стальные ряды,

И луна не звенела в решётках –

И остались за ним голубые следы

Отражением мертвенно-чётким...

И по этим ещё не отцветшим следам

Мчались люди пустыней безбрежной,

А с далёких высот золотая звезда

Им мерцала лукаво и нежно...

Всё быстрей и быстрей ускорялся побег,

Чьё-то сердце горело во мраке –

Через час на снегу голубой человек

И над ним голубые собаки.

1960-е

* * *

Она была, как обезьянка.

Тянулась за рыбьей головкой

Неловко,

Консервная банка

Блестела на толстой верёвке,

И край волочился бушлата...

Она, как зверек, на помойке

Копалась

И что-то хотела

Найти для голодного тела.

Но в розовых бликах заката,

Что вывесил красные флаги

По небу,

Нашла только жалость

В глазах доходяги,

И жадность,

Несытая жажда по хлебу,

Накренилась в жалость...

Он поднял её, худую,

С лицом неумытым, в морщинах,

И понял:

Такую, без тела,

В бушлате таком и чунях

Уже не полюбит мужчина...

Он дал ей последнюю пайку.

И жадный порыв человечка

В наряде смешном и нелепом

Растаял,

Как будто затеплили свечку,

Как будто не лаял над ними

Какой-то дурак заблатнённый,

И тихой слезой замутненный

От сердца идущею лаской

Подёрнулся глаза хрусталик.

Стали

Простые детали

Сказкой.

Казалось, он герцог.

Он фее в подарок

Принёс своё щедрое сердце,

Красив он и ярок.

Не хлеба кусок подарил он,

А небо,

Свободное небо,

О чистой любви говорил он

И требовал,

Чтоб его слышали.

А зона вовсю гомонила,

Струились над серыми крышами

Кровавые ливни заката,

А фея смеялась, став женщиной,

Смеялась светло и крылато,

Застенчиво,

Немного стеснялась,

Кокетничала

И ела

Не очень уж смело.

Жалость–

Великое дело –

Жалость...

1959

* * *

Так с лицом белее снега,

По которому бежал он,

Продолжал он нить побега

Тихо, яростно, без жалоб.

Звал, что где-то в недалёком

Лагерь, хипеж*, крики, слежка...

Сумасшедшим жаждал оком

Угадать, орёл иль решка?

И когда тот выстрел грянул,

И хлестнула кровь живая,

Топором в забвенье канул

От солдат и злого лая.

И от злых собак ушёл он

В ту страну, где сон в нега,

До конца надеждой полон,

Продолжал он нить побега...

И сбежавшимся солдатам

На минуту показалось,

Что навстречу автоматам

На снегу лицо смеялось...

1960-е

* * *

Голубыми клиньями

Брызнули винтовки

Небо светло-синее

По стальной верёвке

Съехало, накренилось

И вошло в глаза

На стальной верёвке

Танцевать нельзя

Говор автоматов

Кровью вязкой густ

Веет древней сказкой

Со свинцовых уст

1960-е

 

* * *

Мы ошибаемся в оценке

Стен и сцен.

Вы видите стены,

Я – стенки.

Вы ошибаетесь в оценке

Грядущих перемен.

Бывают

И у меня перегибы,

Когда губы

Не пьют неба,

Когда я ошибаюсь в оценке

Хлеба.

Но в целом

Взгляд мой веселый сверканьем пророс –

Вот и пою вам про розы,

Ещё не видя роз.

1964

ГРОТЕСКИ

ПОЭМА

В чёрном траурном конверте

Мне явилась мысль о смерти;

И явилась

Жизнь, что в танце окаянном,

В дальнем ломано-стеклянном

Заблудилась.

Что там было?

На вопросы

Мне ответит стук колёсный

На этапах,

Дым дешёвой папиросы,

Груды тел и смертоносный,

Смрадный запах.

Мне ответят

В сером свете

Дух столетья

На вопросы.

Мне ответит

Словом-плетью

Дух столетья

На вопросы.

Что там было?

Это первый

Ребус мой в чеканном плане:

Мрак тюрьмы и люди-черви

В узком каменном стакане.

Вызывают на допросы.

Бьют и целят зубы выбить.

Вспоминая, воздух зыбить

Сладко дымом папиросы,

Тихим дымом папиросы.

Вот и кончились допросы –

Суд и сальто прокурора,

И уже в тисках забора

Облик чей-то замаячил,

Облик чёрного колосса,

Облик в будущее косо

Наклонённого колосса,–

Он меня, тогда, мальчишку,

Помню, сильно озадачил.

Так я начал.

Начал серые сказанья

Наказанья;

Голубые приключенья

Заключенья.

Бесноват был, рад был, весел,

Что-то весил,

С кем-то бился

И куда-то острый весь я

Растворился, перелился.

Стал пустым, а полнокровным

Выл тогда в дыму барачном.

Диким скрежетом зубовным

Жил беснующийся в мрачном,

Жил и мысли свои нежил,

Мысли всё одни и те же:

Как бы ласковым остаться,

Чистым, сильным, светлым, юным,

Перед идолом чугунным

В грязь лицом не распластаться.

Вам наручники известны?

Неизвестны.

Карцер – гроб сырой и тесный?

Очень тесный.

Не хотите пресмыкаться –

Значит, карцер;

Всем, кто любит бесноваться.

Тесный карцер;

Знает каждый, сердцем честный,

Карцер тесный;

Расправлялся с жизнью-песней

Карцер тесный.

А начальник мощью чресел

В кожу кресел,

Уверяю вас, немало

В жизни весил.

В звоне вёсел луны плыли...

Вас любили.

Звали вас иные дали –

Нас не авали.

Дико это, дико, дико!

В неземном каком-то блеске,

В громовой лавине крика –

Угловатые гротески:

Вдаль ведомые колонны,

Лай людской и лай собачий,

И поселок стооконный,

И тоской тысячетонной

Небо в серых струях плача...

Дико это, дико, дико!

Там на вахте мёрзнут трупы,

А в столовой в миске супа

Взглядом жадным ищет круп

Человек большой и чёрный,

Скорбной мыслью омрачённый –

Полутруп.

Кто-то выбросил окурок.

Сразу трое драться стали,

А четвёртый в рой фигурок

Влил ножовый проблеск стали.

Кто-то ноги раскорячил,

За бараком, кто-то раком

Бабу начал

И не кончил;

Кто-то, варварски утончен,

Поманил пустой посудой,

Обманул – назвал паскудой.

Да... Всё это диковато.

Кто там так дураковато

Между нар дробит чечётку) –

Ритмов хлещущую плётку

В жест привносит странно-ломкий.

В окнах тоже странно-тонкий

Месяц, хлынувший в решетки,

Месяц в чёткий стук подмётки.

А на нарах, там, на нарах –

В явью явленных кошмарах –

Люди в скорби неуёмной;

Каждый профиль запрокинут,

Каждый взгляд с высот низринут

В мир огромный,

Тёмный-тёмный,

В мир бездонный...

Там и я был той частицей,

Злой отмеченной печатью,

Что стремится причаститься,

Светом ласковым пролиться

В солнцеликое зачатье;

Был я солнечно-безумен,

Был сражаем не однажды,

Романтических изюмин

В днях бесцветных жадно жаждал.

Да и как я мог иначе.

Если весь я в этом странном

Сыном солнца был, был зачат

Светом солнца осиянным?

О столетье!

Серой плетью

Был я битым.

Выл я отдан, о столетье,

В лапы сытым.

Жил в святом порыве к детям

Я,

Столетье!

Где красы моей соцветье,

О столетье?

Жизнь проходит, дней все меньше,

Вянет тело.

Сердце просит ласки, женщин

Зло и смело...

Помню, вышел я на волю –

Танец цвёл в моей походке.

Как же: в прошлом–царство боли,

В прошлом – мёртвый звон решётки

Думал: то-то счастье брызнет

И зальёт меня лучами.

Ожидалось лёгкой жизни

Вез забот и без печали.

Золотое ожидалось.

А взглянул... и вдруг осёкся,

Взгляд расплавленный остынул,

Как-то мутненько улёгся

Пыл, который в спешке вынул.

Вот он, этот профиль серый.

Род неистовой кадрили –

Злой свисток милиционера

Над слоями мёртвой пыли;

В сером мутные фигуры,

Красный флаг над ними реет.

Серых дней клавиатуры

Человек взорвать не смеет.

Да и это ль человек-то? –

Этот вот с дрожащим веком,

С острым носиком снующим,

С ртом жующим

И блюющим?

Человек ли это, маг ли?

Нет, мне кажется. Не так ли?

В область бросился иную,

Водку начал пить без меры,

Но за мной пришел в пивную

Злой свисток милиционера.

И опять предельно жутки

Стали трезвые кошмары,

Сутки всовывались в сутки,

Словно в пыльные футляры,

Чьи-то красные желудки

Всё о сытости молили,

И манили незабудки

В сферу запахов ванили...

Вот тогда-то и вошёл я

В мир, где красок не нашёл я,

В мир издёрганный, мертвящий,

В мир любви ненастоящей.

Да, в том самом сложном мире

В каждой маленькой квартире

Жили веши;

И зловеще

Жили злые чувства-гири

В душах женщин.

Я вошёл к ним. В синем шёлке

Романтических иллюзий

Был я попросту нелепым.

Я вошёл.–

Меня не ждали.

У окна в простом овале

Чёрным крепом

Был отмечен

Чёрный вечер.

Тон печали

Был тот тон, которым встречен

Был я маленькой хозяйкой,

Тон печаля;

И в броске том

Рук, залитых чёрным светом,

Тон печали.

Сон печали.

Так, наверное, встречали

Всех, кто встретившим оставил

Часть души.

Другою частью

Устремившись к злому счастью:

Ног, уставших в расстояньях,

Глаз, расцветших в переменах,

Чувств, рождённых в излияньях,

Крови, буйствующей в венах.

Так вошёл я, и нашел я

Только медный тон печали.

В первой страсти – страсти нервной –

Тон кощунствующе-мерный,

Тон печали.

И не знаю, я ли первый

Понял, понял вдруг до крика,

Резко врезанного в стекла,

Хлёстко брошенного в тучи,

Понял, как ты измельчала,

Как краса твоя поблёкла,

Как могли бы стать мы лучше.

Понял: стал мне род распятий –

Этот страшный зов кроватей,

Зев измятый,

Взгляд твой мягкий, виноватый,

Опрокинутый, распятый,

Смятый.

Понял в этом нервном вопле:

Страсть не пошленький галоп ли

Кобылицы!..

Что летит через ресницы

В запрокинутые лица

Жадно впиться;

Отразиться жадно хочет

В теле ночи,

Зло хохочет

В теле ночи,

Хочет,

Хочет,

Хочет,

Хочет

Ночи...

Я ушёл, но ты осталась,

Ты осталась;

Ты осталась как усталость,

Жалость;

Как укор в шальную шалость.

Ты осталась;

Губ твоих родная алость

Мне осталась;

Жизнь моя давно промчалась –

Ты осталась;

Ты рукам чужим и мыслям

Не досталась.

Подведём теперь итоги:

Вот иду я в чёрной тоге.

Восклицая;

Отрицая

Мир, приемлемый для многих;

В песнях сумрачных я строгих

Прорицая.

Как я страстно ненавижу.

И люблю–люблю без меры.

И конец твой близкий вижу,

Злой свисток милиционера)

Дали вижу те, что чище...

Сердце бьётся чаще, чаще!

Мир вам, людям, духом нищим,

Землю скорбью тяготящим;

Мир вам, мучимым в застенках,

Мир вам!

В нежных, розовых оттенках,

Мир вам!

Так из дней чадящих вырван,

Я опять к тебе вернулся,

В ту стихию, где не скажешь

Людям буйным:

«Братцы, мир вам!»,

А войдёшь и тихо ляжешь

На пустующие нары

Пищей в жаркие кошмары*

– Ах, и ты, привет, начальник!

Ты ничуть не изменился,

Всё в такой же мерзкой форме –

Мерзких сил родоначальник,

Так же шамкаешь о норме,

О работе, о лопате...

Принимай этап, начальник,

В зону, в мёртвые объятья!

Принимай больных и старых...

 Наши лица в формулярах

Пролистай–отдай в спецчасть их!

Там их пальчики приколят

К голубому стержню боли,

Кем-то скрытому в ненастьях,

В злой неволе,

В злых несчастьях...

Принимай этап, начальник! –

И опять ко мне склониться

Ищут лица.

Вдохновиться

У чифира в дымных квартах,

В пальцах, роющихся а картах,

Воплотиться...

– Здравствуй, зона!

Бесноватей

Песня в узеньком квадрате

Стен твоих, тьма твоих запреток–

Ты душе глоток озона...

Здравствуй, зона!

Здравствуй, здравствуй!..–

Надзиратель, черт мордастый.

Ты всё тот же, всё похожий,

На сосуд совсем порожний.

Ты всё тот же, с мордой красной,

Что же, здравствуй!

Да целуйся осторожней:

Ты клыкастый...

И опять я, и опять я

В ваши грубые объятья,

Как в проклятье.

Крик упорный, подзаборный –

Чёрный номер–номер чёрный

Вам на платье.

И опять под рёв симфоний

На ладони

Принимаю судьбы ваши.

Понимаю

И дыханьем пальцы ваши

Согреваю...

Тише, вкрадчивей рыданья –

Скоро зори,

Скоро зори щедро хлынут

В ваше горе,

И растает ваше горе.

Да, растает! –

Что до неба вырастает,

Да, растает!

Скоро зори щедро хлынут,

Зори!

Зори!

август 1959

Леплей, Дубровлаг. Мордовия

Я у времени привратник

Я, одетый в чёрный ватник,

Буду длиться, длиться, длиться

Без конца,

За вас молиться

Не имеющих лица

1960-е

* * *

Подвожу базу,

Как прожить без

Бед.

Скользит по глазу

Тёплый солнечный свет.

Мы живём вместе.

Долго нам жить

Вместе – мессу

Дьяволу служить.

Кесарево–кесарю,

Нам – наш корм.

Больше нужно слесарю

Выполнять норм.

Обживаем норы.

Больше строим нар.

Дранкой крыши кроем.

Ждём, когда пожар

Выварит лохмотья

В жёлтом кипятке...

1964

* * *

Вы думаете, всё уже,

Вы думаете, уже круг,

Вы думаете, ужин,

На стол из чёрных рук

Поставленный, уже остыл,

Вы думаете уже.

Вы думаете, меньше сил

На стол кровавый ужин

Поставить. И по Сталину

Ногами топоча,

По Сталину, поставленному,

О радости крича,

Мы побежим, и уже

Тот чёрный небосвод,

Мы побежим, и ужас

Огнём лицо зальёт.

1964

* * *

Одна шестая

Земли

Обросла волосами седыми.

Волчья стая

И тишина

И нет им числа –

Людям с хваткою волчьей.

Обтянут решетками

Душу синюю

И задушат.

Земля – барабан.

Подмётками бить

О чёрный экран,

Подметками грохать,

Бегать, смеяться, любить...

Любить не дают.

Обтянут решетками

Душу синюю,

Синюю-синюю

И задушат...

1964

* * *

Все церкви на меня в обиде:

Не в них я отыскал Хряста.

Я из окна тюрьмы увидел,

Как набухала высота,

Как высота текла по дочкам,

Дарила ветви небу глаз;

А за окном рождался ветер –

Продуть огнём холодный час,

Согреть...

И рядом с несогретыми

Я языками шевелил

Огня.–

Холодными руками

Касались женщины меня.

Смеясь, читал у них в ладонях,

Совсем не нёсших высоты.

Нерасторжимость судеб наших

И шёл в безрадостную осень

Дыханьем согревать цветы.

1964

 

bottom of page