SOVIET HISTORY LESSONS
Украинская интеллигенция в противостоянии с Кремлем.
“Комитет Конгресса украинской Америки” рассказывает о преследованиях украинской интеллигенции советской властью.
Апрель 1968 года.
В течение последних трех лет советское правительство проводит негласную, но тем не менее беспощадную кампанию арестов, судов и приговоров в отношении украинских писателей, поэтов, журналистов, профессоров, студентов и прочей интеллигенции.
В отличие от суда над Синявским и Даниэлем и недавнего суда над Гинзбургом и Добровольским в Москве, советское правительство никогда публично не подтверждало фактов арестов и судебных процессов в Украине. В советской печати никогда не появлялось ни слова об арестах, судах и приговорах, а во многих случаях родственники не были официально уведомлены.
И все же масштабы и глубина репрессий, осуществляемых Москвой против украинской интеллигенции достигли размахов настоящего разгрома. Начиная с августа 1965 года сотни украинских интеллигентов были арестованы в таких городах как Киев, Львов, Одеса, Ивано-Франковск, Луцк, Житомир и Тернополь; впоследствии был проведен ряд тайных судебных процессов, в результате которых украинские интеллигенты получили длительные сроки заключения на строгом режиме. На этих судебных процессах все основные процедуры и права нарушались или игнорировались советскими судами и КГБ — органом часто выступающим в роли и обвинения, и судьи. Большинство арестованных — юноши и девушки, почти все из них воспитаны при советской системе и не имеют никаких связей с украинцами за пределами Украины.
Всем им предъявлены обвинения в написании "антисоветских" националистических сочинений, "антисоветской агитации и пропаганде". Во многих случаях этих украинских интеллектуалов также обвиняют в прославлении украинского прошлого, чтении запрещенных в Украине дореволюционных книг украинских авторов, а также в копировании и тайном распространении речей западных лидеров, таких, например, как послания Папы Иоанна XXIII или обращение бывшего президента Дуайта Д. Эйзенхауэра, произнесенное им на открытии памятника Тарасу Шевченко 27 июня 1964 года в Вашингтоне.
Никто из арестованных не является ни диверсантом, ни антиправительственным "вредителем". По словам Эдварда Крэнкшоу, известного британского советолога, эти люди обсуждали между собой и среди своих друзей пути и средства легального сопротивления насильственной русификации Украины и продолжающемуся уничтожению их культуры. Некоторые из них протестовали против преследований национальных меньшинств, прежде всего евреев; они обвиняли советское правительство в бесчеловечной депортации народов стран Балтии и уничтожения таких этнических групп, как крымские татары, поволжские немцы, чеченцы, ингуши, карачаевцы. Они выступили против систематического притока русских в украинские, латвийские, литовские, эстонские, белорусские и другие нерусские города, где они занимают хорошо оплачиваемые и привилегированные должности за счет коренных нерусских жителей.
Украинская пресса в свободном мире пестрит информацией о преследовании украинской интеллигенции, а в 1966 году международная пресса нарушила свое молчание, сообщив об аресте и суде над двумя украинскими поэтами, Иваном Светличным и Иваном Дзюбой.
К началу 1968 года международная пресса предоставила большое количество документов о подавлении Москвой украинской культуры в Украине.
"Белая книга" о судебных процессах и приговорах, выносимых украинским интеллектуалам, была контрабандой вывезена из Украины и опубликована на украинском языке украинским издательством "Украинское слово" в Париже. Книга является неопровержимым доказательством настоящего разгрома украинской интеллектуальной жизни в Украине, устроенным Москвой. Её составил 30-летний Вячеслав Черновол, украинский тележурналист и член организации Комсомол. В официальном качестве он присутствовал на процессах над "украинскими буржуазными националистами" в Одесе, Львове и Киеве, был свидетелем вопиющих нарушений прав человека со стороны советских судов и тайной полиции. Он собирал материалы, делал протоколы закрытых судебных процессов, собирал показания и ходатайства заключенных, которых считал невиновными. Затем он писал официальные протесты, требуя исправления несправедливости в Украине. За свои старания он был арестован и судим во Львове, и 15 ноября 1967 года был приговорен к трём годам строгого режима.
На основе рукописи Черновола в мировой печати появился ряд статей. Несколько статей, содержащих факты и аналитику Пола Уортингтона были опубликованы в газете "The Toronto Telegram". В Нью-Йорке журнал "New Leader" в номере от 15 января 1968 года опубликовал петицию Святослава Караванского, направленную в Совет Национальностей СССР. 7 февраля 1968 года в лондонской газете "Таймс" была напечатана большая статья о материалах Черновола. "Нью-Йорк Таймс" посвятила этому вопросу большие статьи 8 и 9 февраля 1968 года, включая редакционную статью от 10 февраля 1968 года. 11 февраля 1968 года лондонская "Обсервер" опубликовала обширный и глубокий анализ о ситуации в Украине Эдварда Крэнкшоу. Также в Лондоне появилась статья Габриэля Лоринса в номере журнала "New Statesman" от 23 февраля 1968 года. Подробные статьи и мнение о бедственном положении украинской интеллигенции появились в газетах "Die Welt" в Гамбурге, "Die Sued-Deutsche Zeitung" в Мюнхене, "Le Monde" в Париже и "L’Osservatore Romano" в Риме.
"Комитет Конгресса украинской Америки" в тесном сотрудничестве с секретариатом "Всемирного конгресса свободных украинцев" объявил 28 апреля 1968 года днем протеста против бесчеловечных и жестоких нарушений прав человека в Украине, совершаемых коммунистической Россией. Массовые шествия, манифестации, митинги и собрания пройдут во всех крупных городах Америки, а также в других странах с украинским населением.
Готовятся специальные петиции и меморандумы для подачи в Международную конференцию по правам человека, в Комиссию ООН по правам человека, а также в правительство США и других правительств свободного мира.
Посол США в ООН Артур Голдберг в ходе дебатов в Комиссии ООН по правам человека 8 марта 1968 года обрушился с критикой на Советский Союз за нарушение им статьи 19 Всеобщей декларации прав человека ООН, в которой говорится:
"Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ".
Как ни странно, советская конституция красноречиво говорит о том же:
"В соответствии с интересами трудящихся и в целях укрепления социалистического строя СССР закон гарантирует: а) свободу слова; б) свободу печати; в) свободу собраний и митингов; г) свободу уличных шествий и демонстраций".
Тем не менее, статья 62 Уголовного Кодекса УССР, по которой судят и осуждают украинскую интеллигенцию, неизбежно противоречит как Всеобщей декларации прав человека ООН, так и Конституции СССР: она предусматривает наказание за "агитацию или пропаганду в целях подрыва советской власти”.
Нарушение коммунистической Россией прав человека в Украине также представляет собой грубое отрицание суверенитета, которым Украина, якобы, пользуется с точки зрения советской и украинской конституций. Статья 14 Конституции СССР и статья 17 Конституции Украинской ССР предоставляют Украинской ССР право выхода из состава СССР и независимого существования.
Но это право, как и Всеобщая декларация прав человека ООН, рассматривается российским коммунистическим руководством просто как клочок бумаги.
Огромное множество свидетельств, демонстрирующих нарушения коммунистической Россией прав человека в Украине, и жестокий отказ украинскому народу в праве на самоопределение доказывают, что Украина по-прежнему является порабощенной нацией, которой более жестко, чем когда-либо, управляет колонизаторская Россия, виновная в геноциде и нарушениях прав человека в нечеловеческих масштабах.
***
До Запада доходят дополнительные подробности продолжающегося подавления советской Россией украинской интеллигенции. В авангарде протеста против негласных преследований украинцев в Украинской ССР был — и, несомненно, остается, несмотря на его заключение в лагерях Мордовской Республики — Вячеслав Черновол, 30-летний тележурналист.
Черновол был приговорен в ноябре прошлого года к трем годам лишения свободы за распространение копий письма с описанием методов, применяемых КГБ против свидетелей и обвиняемых.
В письме Черновола говорилось:
"Они надеются сломить волю арестованного и заставить его произнести заученные слова на суде. Чем дольше сидишь за решеткой, тем дольше единственным человеком, с которым ты может говорить, является следователь КГБ с его монотонной песней о твоем "страшном преступлении" и необходимости покаяться. Чем дольше хлопает тюремный замок, чем дольше бдительный охранник смотрит в глазок, тем больше гарантия, что человек превратится в глину, из которой можно будет лепить все, что угодно".
Молодой журналист, в прошлом член Комсомола, рассказывает о прослушивающей аппаратуре КГБ в здании на улице Крещатик в Киеве, а также о методах КГБ по проведению несанкционированных обысков.
"В вашу квартиру приходят сотрудники госбезопасности", — пишет он. "Как военнопленный, стоишь с поднятыми руками и ждешь, пока твой "друг, товарищ и брат" шарит по твоим карманам. Иногда, чтобы напугать жену или соседей, он предлагает вам "сдать оружие". Затем вам предъявляют ордер на изъятие скопированных вами антисоветских документов".
Черновол также отказался дать показания на закрытом суде над Михайло Осадчим, преподавателем Львовского университета, который в апреле 1966 года был приговорен к двум годам лагерей строгого режима. Осадчий, родившийся в городе Курмани Сумской области Украины, является поэтом и литературным критиком. Женат, имеет сына; работал доцентом журналистики во Львовском университете. На закрытом суде во Львове 18 апреля 1966 года получил приговор за "антисоветскую агитацию". КГБ конфисковал все экземпляры его сборника стихов "Лунные поля". Находясь в настоящее время в лагере номер 2, Явас, Мордовская АССР, он переводил на украинский язык стихи Гарсии Лорки и поэтов стран Балтии, но его работы была конфискованы лагерным начальством.
По словам Черновола, друзья и неравнодушные люди провели демонстрацию в марте 1966 года на суде Ярослава Геврича, студента Киевского медицинского института. Милиционеры и люди в штатском выгнали протестующих из зала суда. Судья приговорил Геврича к пяти годам строгого режима за "антисоветскую националистическую пропаганду и агитацию". Геврич, которому 30 лет, в настоящее время находится в заключении в лагере 17а в Явасе.
Черновол также сообщил, что тот же судья председательствовал на состоявшемся позднее судебном процессе, на котором только три человека были допущены в зал суда, чтобы услышать вынесение приговора группе киевских научных работников. Двое из присутствовавших – обе поэтессы – бросили цветы заключенным, получившим три года каждый. На другом львовском процессе друзья обвиняемых украсили милицейский автомобиль для транспортировки заключенных цветами и кричали "Слава!" осужденным мужчинам.
В отличие от нашумевшего дела Синявского-Даниэля, массовые репрессии в Украине никогда не признавались публично. В советской печати не появлялось ни слова об арестах, процессах и приговорах. Во многих случаях родственники не были официально уведомлены о случившемся.
Среди других украинских жертв брежневско-косыгинской чистки значатся следующие имена:
Иван Александрович Хель, слесарь, студент вечернего отделения Львовского университета; приговорен закрытым судом 25 марта 1966 года во Львове к трем годам строгого режима за "антисоветскую агитацию", ныне находится в лагере номер 11, Явас.
Богдан Горынь, литературовед и искусствовед, родился в селе Книсело под Львовом в 1936 году, окончил Львовский университет по специальности филология; был обвинен в "антисоветской пропаганде"; осужден 18 апреля 1966 года к четырем годам строгого режима; теперешний адрес: лагерь номер 11, Явас.
Михайло Горынь, брат Богдана, психолог, тоже родом из села Книсело; выпускник Львовского университета, автор многих работ по психологии и литературе; осужден 18 апреля 1966 года к шести годам строгого режима за "агитацию"; также находится в лагере номер 11, Явас, где получил дополнительное наказание за "написание и распространение антисоветской литературы и выступлений".
Дмитрий Иващенко, член Союза писателей Украины, преподаватель украинской литературы Луцкого пединститута; осужден в январе 1966 года Волынским областным судом к двум годам строгого режима за "националистическую пропаганду"; находится сейчас в лагере номер 11, Явас.
Святослав Караванский, поэт и журналист, родился в Одессе в 1920 году; служил в Красной Армии, попал в плен к немцам; по возвращении в Одессу нелегально сотрудничал с украинским националистическим подпольем; в феврале 1944 года был судим и приговорен к 25 годам строгого режима за "связи с украинским подпольем", освобожден в декабре 1960 года и вернулся в Одессу, где работал переводчиком (перевел на украинский язык роман "Джейн Эйр" Шарлотты Бронте). В его квартире в марте 1965 года был проведен обыск. Вручил польскому и чехословацкому консулам в Киеве меморандум протеста против советской национальной политики в Украине и арестов украинской интеллигенции; 13 ноября 1965 года повторно арестован и приговорен Генеральным прокурором СССР М. Руденко — без суда присяжных — к восьми годам и семи месяцам строгого режима; в лагере пять раз объявлял голодовку; сейчас находится в лагере номер 11, Явас.
Евгения Кузнецова, химик, родилась в городе Шостка Сумской области в 1913 году; осуждена 25 марта 1966 года к четырем годам строгого режима за "антисоветскую пропаганду"; замужем и является матерью, сейчас находится в лагере номер 6, Явас.
Александр Мартыненко, инженер, уроженец Новой Горловки Донецкой области, работал в Киевском геологическом институте; приговорен 25 марта 1966 года закрытым судом в Киеве к трем годам строгого режима за "агитацию"; сейчас находится в лагере номер 11, Явас.
Михайло Масютко, поэт и педагог, родился в селе Чаплинка Херсонской области в 1918 году; арестован и приговорен к 50 (!) годам строгого режима в 19 лет за "контрреволюционную деятельность"; освобожден в 1940 году, доблестно служил в армии во время Второй мировой войны; приговорен 23 марта 1966 года закрытым судом во Львове к шести годам строгого режима за "антисоветскую пропаганду"; уже в лагере нес наказания за "написание и распространение антисоветских статей"; сейчас находится в лагере номер 11, Явас.
Михайло Озерный, педагог-переводчик, родился в поселке Верхнее Синевидное Львовской области в 1929 году; по обвинению в "антисоветской пропаганде" приговорен к шести годам строгого режима; в начале 1967 года находился в лагере номер 11, Явас; настоящее местонахождение неизвестно.
Анатолий Шевчук, писатель, родился в Житомире в 1937 году; работал линотипистом в Житомире; осужден 7 сентября 1966 года на закрытом судебном заседании к пяти годам строгого режима по обвинению в националистической и антисоветской деятельности; находится в лагере номер 11, Явас.
Опанас Заливаха, художник, родился в селе Гусинка Харьковской области; выпускник Ленинградского художественного института; приговор: пять лет строгого режима за "агитацию"; сейчас находится в лагере 11, Явас, где ему запрещено рисовать.
***
Для западных наблюдателей репрессии против украинской интеллигенции имеют двойное значение. Во-первых, они означают возвращение к власти тайной полиции и подтверждают тот факт, что госбезопасность чувствует себя уверенно при нынешнем руководстве.
Во-вторых, чистка вновь выявляет существующий в партии неослабевающий страх перед проявлениями национализма, постоянно вспыхивающего не только в Украине, но и в Армении, Грузии и Узбекистане, а также в других нерусских республиках.
Обвинение в “антисоветской пропаганде и агитации” в отношении большинства приговоренных, основывалось на хранении ими дореволюционных книг об Украине или написании рукописей, направленных на прославление украинского прошлого.
***
Из передовицы газеты “New York Times” от 10 февраля 1968 года:
"Любому украинцу не нужно обязательно быть очень проницательным, чтобы понять, что хваленое равенство народов в Советском Союзе — это бутафория. В великих украинских городах, таких как Киев, Харьков и Одеса, украинскому языку и культуре приходится занимать роль бедных родственников по отношению к русскому языку и культуре. Москва явно опасается, что чувствительность к таким оскорблениям может заставить некоторых украинцев задуматься о том, что если бы Украина была независимой, то ее богатые культурные ресурсы, высокоразвитая современная промышленность и образованное население поставили бы ее в один ряд с такими странами, как Франция и Западная Германия".
Из статьи Эдварда Крэнкшоу в газете "The Observer" от 11 февраля 1968 года, Лондон:
"Что сделали эти люди? Они обсуждали между собой и среди своих друзей пути и средства легального сопротивления насильственной русификации Украины и продолжающемуся уничтожению ее культуры. У них были книги, посвященные этой проблеме, некоторые из которых были написаны еще в царское время. У них были тетради с цитатами великих украинских патриотов. Они не выступали за отделение от СССР, и даже если бы они это делали, это не было бы нарушением конституции. Они были глубоко обеспокоены тем, что московское правительство по-прежнему упорно стремится уничтожить украинское сознание — сделать то, чего не удалось сделать даже Сталину с его массовыми депортациями и зверскими убийствами”.
***
Документ был опубликован Комитетом Конгресса украинской Америки в апреле 1968 года. Комитет Конгресса украинской Америки (по-украински: Українськие Конґресовия Комітет Америка; по-английски: Ukrainian Congress Committee of America) является беспартийной некоммерческой национальной зонтичной организацией, объединяющей более 20 национальных украинских американских организаций. В его состав входят образовательные, ветеранские, религиозные, культурные, общественные, деловые, политические и гуманитарные организации, а также частные лица. Основанный в 1940 году, Комитет Конгресса украинской Америки поддерживает местные отделения волонтеров по всей территории Соединенных Штатов, с главным офисом в Нью-Йорке, а также с информационным бюро в Вашингтоне, округ Колумбия. Комитет гуманитарной помощи, Объединенный украинско-американский комитет помощи, находится в Филадельфии, штат Пенсильвания.
Перевод с английского Алисы Ордабай.
"Украина: волнения и репрессии"
Отрывки из книги.
Автор: Андреа Мартин
Книга издана Комитетом по защите Ивана Дзюбы и Вячеслава Черновола, Лондон, 1973 год.
В последнее десятилетие советский режим усилил подавление всех проявлений национального самосознания. Сегодня руководство СССР провозглашает необходимость полного слияния всех национальных республик в единую "советскую нацию", которая приобрела бы, по выражению Брежнева, "единую по духу и содержанию советскую социалистическую культуру".
Под видом "советской социалистической культуры" бюрократия стремится к главенству — путем навязывания — русского языка и культуры над всеми другими национальными языками и культурами Советского Союза. Тем самым она способствует подавлению демократии, разрушению реальной функции Советов и подавлению всякого национального самоопределения. Как заметил один украинский оппозиционер, нет лучшего способа достичь этого, чем через "бюрократический конформизм, регламентированность и предопределенность".
В связи с празднованием пятидесятилетия образования Союза Советских Социалистических Республик эта сознательная политика полной "ассимиляции" нерусских национальностей именуется "выходом СССР на более высокую ступень исторического развития". (Источники: газета "Правда" от 19 июля 1971 года и журнал "Вопросы истории", номер 9 за 1971 год в статье М. Куличеко. Теоретическое обоснование этой "более высокой ступени" см. в журнале "Советское государство и право", номер 1, страница 6, 1973 год, в статье Котока и Фарберова).
Прикрываясь фасадом социалистических лозунгов и заявляя, что "социалистическая демократия процветает", советская бюрократия делает все возможное для ликвидации всех течений оппозиции. Доведя атомизацию советского общества до такой степени, что любая групповая оппозиция становится нелегальной и практически невозможной, советская бюрократия по своей методике противодействия несогласным через административные средства — а не политические — ставит себя в один ряд с самыми репрессивными режимами, существующими в сегодняшнем мире.
Откровенная критика со стороны таких оппозиционеров, как Вячеслав Черновол и Иван Дзюба, отбывающих сейчас длительные сроки лишения свободы и ссылок, оказалась того рода критикой, которую больше всего боится правящая элита.
Сроки заключения и сроки ссылок, получаемые оппозиционерами нерусских национальностей за их так называемые "буржуазно-националистические" убеждения, намного длиннее, чем сроки, выносимые по приговорам тем русским инакомыслящим, которые призывают только к осуществлению прав человека и гражданских свобод. Сама природа украинской оппозиции считается более опасной, поскольку, хотя она также требует осуществления основных демократических свобод, помимо этого бросает вызов языковой, культурной и экономической политике режима. Эта политика способствует усилению недовольства и может стать одним из причин будущей революционной динамики в Советском Союзе.
Одним из ключевых вопросов, затрагивающих проблему национальностей в Советском Союзе, является языковая и культурная политика режима по русификации — процессу, начатому царским режимом и вновь возрожденному Сталиным и его "аппаратом" в 1930-х годах в попытке подавить национальное самосознание и установить максимально возможную степень бюрократической централизации и политического контроля в партийно-государственной системе. Эта великодержавная шовинистическая политика с тех пор проводится с неустанной энергией, особенно в Украинской ССР.
Сталинская политика русификации особенно ярко проявляется в социальной и экономической сферах жизни украинской нации. В сфере образования эта политика была усилена хрущевской образовательной реформой 1958-1959 годов. С ее введением преподавание украинского языка в школах Украины перестало быть обязательным. Эта ситуация открыла путь для дискриминационных образовательных практик из-за предпочтения, которое отдается русскому языку перед украинским. Например, в украинских вузах большинство лекций читаются на русском языке (поскольку там учится много русских), хотя русские студенты как таковые составляют меньшинство студенческого контингента.
За цифрами можно обратиться в издание "Украинский вестник", номер 6, которые приведены в статье В. Черновола на страницах 25-30. В этой самиздатовской статье автор цитирует непосредственно выступление министра высшего и среднего специального образования Украинской ССР Ю. Даденкова в августе 1965 года. Даденков не только анализирует степень русификации украинских вузов, но и выдвигает ряд рекомендаций по улучшению положения украинского языка в республике. Как и ожидалось, его предложения остались нереализованными.
Исследования С. Караванского показали, что, поскольку вступительные экзамены на наиболее престижные специальности проводятся на русском языке, процент поступления в украинские вузы (относительно поданных заявлений) у русских выше, чем у украинцев. (Источник: Иван Дзюба, "Интернационализм или русификация? Исследование проблемы советских национальностей", Лондон, 1970, второе издание, страница 124).
Следствием такой дискриминационной практики является то, что социальная мобильность украинских студентов с самого начала ограничивается, и они вынуждены выполнять низкооплачиваемую работу.
Пожалуй, самым опасным аспектом советской национальной политики с точки зрения этнических и социальных интересов украинцев является плановое переселение русских в украинские города и систематический выезд украинцев в Казахстан, Западную Сибирь и другие регионы Советского Союза. Постоянный приток русских способствует русификации украинского населения.
Осознанному процессу заселения русского населения в Украину и перемещения украинцев в другие республики в значительной степени способствует контролируемая сверху система внутренних паспортов и разрешений на проживание. Согласно этой системе, человек не может свободно передвигаться по стране, но должен проживать там, где ему разрешено. Эти внутренние паспорта выдаются таким образом, что украинцам из сельской местности разрешается выезжать в отдаленные районы РСФСР, но запрещается проживать в крупных городах Украины. В отношении русских же разрешается и даже поощряется переселение в города Украины и других нерусских республик. (Источник: Вячеслав Черновол, "The Chornovil Papers", Лондон, 1968 год, страница 205. См. также письмо 17 латвийских коммунистов в журнал "Intercontinental Press", том 10, номер 26).
Такая дискриминационная система разрешений на работу и прописок является еще одной репрессивной мерой, используемой для подавления развития украинского языка и культуры, и навязывания русского языка.
Наиболее русифицированной территорией Украинской ССР является Донецко-Приднепровский район, главный промышленный центр республики. В него входят угледобывающий Донбас; производственно-транспортный центр Харьков; Днепропетровский и Запорожский промышленные районы на Днепре. Несоответствие между украинским и русским приростом населения особенно бросается в глаза в угледобывающем Донбасе. Данные переписей 1959 и 1970 годов показывают, что украинское население здесь сократилось с 56,366 до 53,683%, а русское население увеличилось с 37,99 до 41,028 процентов. (Источник: Роман Шпорлюк, "Народы СССР", в журнале "Survey", осень 1971 года, том 17, номер 4, страница 87).
Таким образом, в то время как русское население в Украинской ССР планомерно увеличивается, украинское — сокращается.
Практика переселения русских в украинские города имеет серьезные социальные последствия для коренного населения. Русские, как правило, — это в основном отставные офицеры, отставные сотрудники КГБ и другие привилегированные слои советского общества. Они получают лучшие должности и профессии в городах и, таким образом, вынуждают украинцев занимать низкооплачиваемые рабочие места, такие как "неквалифицированные рабочие, санитары, дворники, грузчики, строители и сельскохозяйственные рабочие". (Источник: В. Черновол, страницы 204-5).
Дзюба обращает внимание на пример строительства Киевской ГЭС, где рабочие протестовали против своих жилищных условий. Цифры показывают, что в 1963 году большинство (от 70 до 75 %) рабочей силы составляли рабочие-украинцы, а русские составляли примерно 20 %. На более низком управленческом уровне персонал на 73,6% состоял из украинцев, а почти на 21% — из русских.
При этом, однако, все высшие должности — прорабов, главных инженеров, начальников участков и отделов — занимали русские. (Источник: И. Дзюба, страница 110).
Учитывая то, что эти управленцы и высококвалифицированные рабочие не понимают украинский язык и не чувствуют необходимости его учить (а также часто высмеивают его), украинский рабочий чувствует, что не должен говорить на своем родном языке на своем рабочем месте. Таким образом, привилегированное меньшинство русских навязывает свой язык большинству украинцев.
Процесс русификации касается и тех украинцев, которых отправляют на стройки в Сибирь или в другие отдаленные регионы. Хотя они иногда населяют все целиком районы украинских поселений (в Курской области, Воронежской, на Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке), там нет ни одного украинского культурно-просветительского учреждения. Хотя по данным переписи 1959 года, за пределами Украины, в пределах Советского Союза, проживает 5,1 миллиона украинцев.
Кроме того, там не существует ни одной украинской школы, так как они были закрыты Сталиным в 1933 году и с тех пор больше не открывались. Этому положению противопоставляются все социальные и культурные блага, предоставляемые русским в Украине или любой другой республике Советского Союза.
***
Только в период относительной "либерализации" при Хрущеве Украинская ССР пережила оживление своей культурной и отчасти политической жизни, породив новое поколение писателей, известных как "шестидесятники". Занимаясь экспериментальной литературой, эти писатели возродили и развили традиции литературы XIX века, развили творческие художественные формы, которые были полностью подавленны с момента введения в 1932 году официальной литературной доктрины — "социалистического реализма".
Однако усиление политики русификации вскоре вызвало новую волну протестов: из-за преимущественного использования русского языка почти во всех официальных делах и транзакциях, в большинстве средних учебных заведений, в партии и профсоюзах, начали широко подниматься требования большей культурной автономии и признания украинского языка официальным языком Украины.
В августе 1965 года языковую реформу в учебных заведениях предложил министр высшего и среднего специального образования Ю. Даденков, и к тому времени "шестидесятники" уже стали ярыми сторонниками дерусификации.
Ответом бюрократии на эти требования стала серия массовых арестов во Львове, Киеве и Ивано-Франковске, кульминацией которых стали политические процессы 1965–1966 годов над более чем двадцатью видными активистами. Проходившие примерно в то же время, что и публичные показательные процессы над двумя писателями в России — Андреем Синявским и Юлием Даниэлем — судебные процессы в Украине имели большее политическое значение. Уже тот факт, что они были столь обширны, свидетельствует о чрезвычайной чувствительности бюрократии к национальным вопросам, которые неизбежно связаны с социальными вопросами. Противостояние русификации непосредственно касается всех слоев общества союзных республик, а не только интеллигенции.
Перевод с английского Алисы Ордабай.
Сравнительные таблицы, сопоставляющие количество программ на национальных языках республик СССР и на русском языке.
Источник: "Средства массовой информации и советская национальная политика. Статус национальных языков в советском телевещании".
Автор: Василь Верыха.
Издатель: Комитет Конгресса украинской Америки,
Нью-Йорк, 1972.
Василий Стус
Я обвиняю
Неоднократно я уже обращался к официальным инстанциям с просьбой привлечь к судебной ответственности лиц, которые осуществляют массовую расправу над представителями целого поколения украинской интеллигенции. Однако на эти заявления я либо вообще не получал ответа, либо мне давали прокурорские отписки не по сути дела (мол, осужден справедливо, а поэтому оснований для пере смотра дела нет). Поэтому я вынужден обратиться к общественности, повторив мотивы, побудившие меня на этот шаг.
1. У меня, как и у многих других, арестованных в январе 1972 года, а позже осужденных, был сделан обыск по провокационому ордеру, подписанному Львовским прокурором Малыхиным. Основанием для обыска была названа моя принадлежность к так называемому делу Добоша. Почти все жертвы очередного кагебистсткого налета, у которых делался обыск на этом же основании, никакого отношения ни к Добошу, ни к его "делу” не имели. Я требую привлечения к судебной ответственности лиц, которые санкционировали эти обыски и аресты под фальшивыми поводами.
С самого начала следствия кагебисты в разговорах со мной о деле Добоша даже не упоминали, потому что Добоша я и в глаза никогда не видел. Суть дела в том, что само дело Добоша — это дешевая фальшивка, оно было выдумано для дискредитации арестованных в глазах общественности, чтобы таким образом на некоторое время парализовать по явление публичных протестов. Поскольку дело Добоша с начала и до конца является выдумкой, я заявляю: украинские процессы 1972-73 гг. имели своим аналогом сфабрикованные процессы 30-х годов и проводились с помощью той же ежовско-бериевской методики.
Масштаб фальсификации свидетельствует о том, что автором этого душегубительного сценария было руководство КГБ при Совете Министров УССР, поэтому я обвиняю их в заведомой фальсификации с целью сокрытия действительных злодеяний и публичной дискредитации людей, репрессированных за убеждения.
2. Во время обыска у меня было изъято почти все написанное за 15-17 лет литературной работы: стихи, критические статьи, сочинения в прозе, переводы. Из произведений молодых украинских литераторов кагебисты изъяли у меня сочинения Виктора Кордуна, Николая Холодного, Игоря Калынца, Григория Чубая, некоторые сочинения Симоненко, Н. Винграновского, Л. Костенко, И. Драча. Жертвами разбоя стали рукописные статьи М. Байчевского, Л. Танюка, И. Дзюбы, С. Тельнюка. Были забраны сочинения украинских авторов, которые проживают за границей - поэтические сборники В. Вовк и З. Андиевской. Такая же судьба простигла от дельные сочинения Пастернака и Е. Евтушенко, М. Горького и А. Солженицына, Бердяева и Карла Маркса, К. Юнга и Ортега-и-Гассета. Кагебисты доказали, что их врагами являются произведения писателей и мыслителей всего мира. За это я требую судить их, как врагов украинской культуры, врагов украинского народа, врагов гуманизма, мировой культуры, врагов человечества.
3. В мое обвинение включено немало моих текстов, в которых речь идет о репрессиях 20-30 годов и более поздних лет, о геноциде украинских крестьян в 1933 году, об уничтожении украинской интеллигенции в 30-х годах, о материальных лишениях, которые испытывали колхозники в тридцатых-сороковых годах и в отдельные периоды последующих десятилетий.
Следствие и суд назвали антисоветскими мои заявления об отсутствии свободы передвижения сельского населения, лишенного паспортов, что я назвал формой закрепощения. Названо антисоветским мое утверждение, что период 1961-71 годов был десятилетием такого же систематического ухудшения условий материального и духовного существования народа, периодом наступления реакции. Названо антисоветским мое стихотворение "В Маринце стоят кукурузы" ("В Марiнцi стоять кукурудзи"), в котором говорилось об известных фактах минувшего, когда колхозникам за работу практически ничего не платили.
Назвав упомянутые тексты антисоветскими, кагебисты тем самым взяли на себя роль непосредственных виновников минувшего кровавого периода и соучастников беспощадной государственной эксплуатации народа. Ставя сегодня такие утверждения в вину, засекречивая известные факты беспрецедентных репрессий в прошлом, кагебисты доказывают тем
самым свою кровную связь с бандой Ежова и Берия, берут на себя ответственность за все злодеяния, которые осуществляли их предшественники в минувшем десятилетии. Я называю КГБ паразитической, эксплуататорской и зловредной организацией, на чьей со вести миллионы и миллионы расстрелянных, замученных голодом душ.
4. Мне поставлено в вину отсутствие в моем творчестве классового подхода, то обстоятельство, что я непартийный и внесоюзный литератор, что я не придерживаюсь принципа коммунистической партийности и принципов социалистического реализма, что я стою на позиции абстрактного гуманизма и что в некоторых моих сочинениях отразилась экзистенционалистская настроенность. Таким образом, преступно уже то, что человек имеет какие-либо другие, некоммунистические убеждения. Этому человеку просто воспрещено существовать.
Поэтому я называю кагебистов злодеями, которые втоптали в землю наиэлементарнейшие человеческие права.
5. Во время следствия мне не было выдано ни одного юридического кодекса, который ознакомил бы меня с правами обвиняемого. Такие кодексы я требовал ежедневно - до начала суда. Но мне их не дали. Тогда я от казался ходить на следствие. Кагебисты пригрозили, что будут приводить меня на сильно. Я отказывался разговаривать со следователями - меня заточили в психиатрическую больницу. Более того: когда в тюремном коридоре я крикнул, что меня собираются везти в психбольницу, на меня набро сились с кулаками начальник тюрьмы Сапожников и дежурный офицер. Для оказания психологического давления были объединены усилия следователей и прокуроров по надзору Макаренко, Погорелого, Малого, которые несут всю ответственность за чинимый в следственных кабинетах самосуд, за все нарушения элементарнейших условий проведения следствия. Для моего обвинения были использованы инспирированные кагебистами свидетели - Мацкевич, Сидоров, Кислинский, хотя я с самого начала говорил о них, как о кагебистской клиентуре, к тому же шовинистически настроенной.
"Я сразу понял, что Стус националист, потому что он все время говорил на украинском языке", - заявил на очной ставке Сидоров. С прямой целью оговаривания других арестованных были использованы в качестве "свидетелей" психически и морально сломленные 3. Франко и Л. Селезненко. Последний заявил на суде, будто бы я произвел на него впечатление настоящего националиста. Когда я отвел это утверждение как необоснованное, Селезненко отказался от него. Тогда судья Дышель стал пугать свидетеля тюрьмой. И. Селезненко не устоял перед шантажом. То же было и со свидетелем Калиниченко И., у которого в КГБ было вырвано фальшивое ........... (пропуск одного или двух слов) моего стихотворения, от которого он отказался на следствии. Тогда судья стал обливать его не цензурной бранью, угрожая, что за такое поведение его выгонят с работы и снимут ученую степень.
Во время суда я требовал открытого суда — мне было отказано, я отказывался от адвоката, я требовал литературных экспертов — и тоже напрасно.
В связи с этим я обвиняю все следственное отделение КГБ, начальника тюрьмы Сапожникова, всю судейскую коллегию, прокуроров Макаренко, Малого и Погорелого, которые производили этот злодейский самосуд надо мной и моими товарищами.
6. Я обвиняю внутренних рецензентов КГБ, которые писали отзывы на изъятые сочинения украинских литераторов. Из них я могу назвать А. Каспрука (Институт литературы АН УССР), который рецензировал сборники моих стихов и литературно-критические статьи, А. Ковтуненко (Институт литературы АН УССР), автора "отзыва" на сборник "Крик из могилы" М. Холодного и авторов коллективной рецензии на книгу И. Дзюбы "Интернационализм или русификация?" А. Скабу, В. Евдокименко, Ю. Збанацкого, В. Козаченко, Л. Нагорную (Институт истории парти), П. Недбайла (Киевский университет), В. Чирко (проректор ВПШ), Н. Шамоту, П.Ящука (доцент кафедры журналистики Львовского университета). Основанием для привлечения их к судебной ответственности могут служить имеющиеся в деле рецензии с открыто полицейскими, кровожадными заявлениями. Думаю, что их вина в проведении массовых репрессий - такая же, как и штатных кагебистов. Они такие же душегубители, как следователи и судьи.
7. Я обвиняю кагебистов за физические мучения, которым подвергают украинских политзаключенных. Так, в 1972 г. было нанесено нескольконожевых ран В. Морозу.
В начале 1975 года был тяжело избит М. Осадчий в камере Потьмы. Немного позже это произошло и с В.Черноволом, которого на шестой день голодовки силой вытолкали на этап, заковав в наручники и заставив босым идти по снегу. Физическим истязаниям подвергаются украинские женщины-политзаключенные Строката, Шабатура, которых в январе 1975 года заточили в лагерную тюрьму на голодный паек, доведя их до крайнего истощения. Другим заключенным они методично укорачивают жизнь - холодом и голодом, отсутствием необходимого лечения и т.п.
Я обвиняю кагебистов, которые четвертый год держат в психиатрических больницах украинских политзаключенных — Н. Плахотнюка, Б. Ковгара, Н. Рубана, Лупыноса, Л. Плюща, Терелю, Красивского и других. Я называю КГБ при Совете Министров УССР злонамеренной организацией, проведшей дикие репрессии 1972- 7З годах в невиданных в настоящее время для СССР масштабах, нанесшей непоправимый ущерб украинскому народу и его культуре. Я обвиняю КГБ как организацию открыто шовинистическую и антиукраинскую, потому что она, сделала мой народ и безъязыким, и безголосым. Суды 1972-73 годов. на Украине — это суды над человеческой мыслью, над самим процессом мышления, суды над гуманизмом, над про явлением сыновней любви к своему народу.
Поколение молодой украинской интеллигенции, которое сделали поколением заключенных, было воспитано на идеях гуманизма, справедливости и свободы. В этом вся его вина, весь его злой умысел. Но только такими сынами и славен народ — и ныне, и во веки веков.
Я уверен в том, что рано или поздно КГБ будут судить — как преступную, открыто враждебную народу полицейскую организацию. Но не уверен, что сам доживу до этого суда. Поэтому прошу передать мое обращение обвинителям этой преступной организации. Пусть в многотомном деле их злодейств будет и моя страница свидетельств-обвинений.
Концлагерь "Дубровлаг".
1975 год.
Василий Стус.
Владимир Буковский
Еще раз о русификации и национализме
Председателю Совета министров Косыгину. Открытое письмо от Владимира Буковского.
Гражданин Председатель Совета министров,
конкретные факты недавнего прошлого, ставшие известными мне на этих днях, заставляют меня отказаться от собственного принципа и обратиться к Вам, заранее сознавая практическую бесполезность этого.
Никто ни разу не сумел заземлить Ваше трансцендентное существование в кремлевских высях на судьбы политзаключенных СССР, именуемых Вами особо опасными государственными преступниками. Ни голодовки, ни болезни, ни самоубийства. Но я не политик. Что же, пусть мои слова ничего не изменят. Сегодня я обязан высказаться. Это мой долг, долг русского.
В апреле 1975 года в Уральском концлагере ВС 389 / 35 состоялась беседа зам. начальника учреждения ВС 389 капитана Шарикова с моим товарищем Чекалиным. Шариков недвусмысленно внушал Чекалину шовинистические настроения, требовал от него, как от русского, порвать отношения с евреями, украинцами и т.п.
Я — русский. И мне больно за свою страну, где официальные лица откровенно проповедуют шовинизм, где русификация возведена в ранг государственной политики.
За что любить меня, русского, студентам Чехословакии и Польши, крестьянам Литвы и Украины?
Можно деморализовать Ивана Дзюбу, но ведь не Дзюба породил русификацию Украины, а она — Дзюбу.
Мне больно, что Россия является тюрьмой народов в большем масштабе, чем это было 60 лет назад, а в тюрьме добровольных жителей не бывает.
Я, русский по национальности, культуре, языку, заявляю: в СССР существует национальная дискриминация и принудительная русификация, в этом меня убедили годы лагерей и тюрьмы.
Так, только в течение одного года заключения в лагере ВС 389/35 я стал свидетелем многих тому примеров. Ваши опричники в голубых погонах из Скальнинского ОКГБ Апанасов, Крапаничук и Утыро неоднократно распространяли через свою агентуру в зоне антисемитскую дезинформацию, кнутом и пряником насаждая в зоне межнациональную рознь.
А в декабре 1974 г. они пытались физически расправиться с евреями-заключенными руками своих агентов из полицаев, убийц и проходимцев. В феврале 1975 года капитан Утыро откровенно, в лицо высказывал Ягману свои антисемитские настроения, пытаясь при этом даже обосновать их теоретически.
Насильственная русификация проводится не только самим фактом вывоза украинцев, армян, литовцев и др. на "исправление" в Россию, но и осознанным "перевоспитанием" в мелочах: в задержке писем на национальных языках, в запрете иных, кроме русского, языков во время свиданий и т.п. Принцип "разделяй и властвуй" — основа практики "перевоспитания" политзаключенных СССР. Регулярны попытки натравливания русских на украинцев, армян и так далее, всех — на русских, евреев — на украинцев...
И все же интернационализм существует. Именно здесь, в среде так называемых "буржуазных националистов", которых среди политзаключенных большинство. И если националисты Будагян, Альтман, Калиниченко, Светличный, Шахвердян, Лукьяненко, Антонюк — то и я националист. Украинский, армянский, еврейский, литовский, чешский, польский, новозеландский, перуанский, ибо демократия — это свобода и личности, и отдельных народов.
Владимирская тюрьма.
Июнь-июль 1975 года.